Продолжение рассказа Таисии Вороновой, начало можно прочитать здесь

Связь с партизанами. День 7-го ноября

Ещё в ноябре 42-го года каратели стали привозить в здание школы, где они размещались, как на бойню, всех подозрительных людей. Они страшно боялись партизан, которых было много в лесу вокруг деревни. Гражданское население, которое жило в деревне среди немцев, поддерживало постоянную связь с партизанами. Были молодые девушки-связные, я их всех знаю. Они состояли в подпольной организации, работая у немцев: одна молоко принимала, другая записывала, третья ещё что-то выполняла. Их, по-моему, было 5 человек, четверых я точно знаю. Они-то и были связаны с партизанами.

Что нужно было знать партизанам? Расположение вражеских частей, их силы. У партизан была постоянная связь с действующей армией, была такая круговая взаимовыручка, невзирая на то, что всё происходило на оккупированной территории.

День 7 ноября для людей старшего поколения навсегда останется красным днём календаря. Навсегда! Не просто красный день календаря, для нас всех — это святой день. Я вам сейчас расскажу, почему.

Вот в 1942 году этот день наступил. Утром просыпаемся – везде по деревне беготня:

«Флаги развесили, флаги развесили!!!»

Кто, где? А случилось вот что. Посреди деревни, в самом центре, был дом, в котором никто не жил, в нём размещалась немецкая комендатура. Километрах в двух — наша школа, там каратели. Я знаю точно, что именно эти девушки, о которых я говорила, молоденькие комсомолки, именно они водрузили красный флаг над комендатурой! Не где-нибудь, а над комендатурой!

Как же взбесились немцы, орали своими гортанными голосами, угрожали! Мы думали, что за такое они сожгут всю деревню. Но как-то обошлось, нас не сожгли. Среди подпольщиц, как я узнала позже, была наша учительница, она тоже в этом участвовала. Её отца по возрасту в армию не призвали. Вот дед Тимоша, как все его называли, был каким-то родственником маме, он им помогал. И говорил:

“Если что, я возьму всё на себя”.

Вот такие были люди. Ну, и эта беда миновала. Нас не сожгли, хотя таких случаев было очень, очень много.

Советские военнопленные

Весной и летом 43-го года немцы ремонтировали дорогу. Работали советские военнопленные, которых было очень много на нашей территории. Эта дорога от нашей деревни и туда дальше до Уторгоши десятилетиями стояла после войны, не разрушалась. Вот так они ее строили. Строили — то наши люди, подневольные. Пленных держали в сараях, в нетопленных помещениях. Их, голодных, выгоняли на работу: зимой — расчищать снег, летом поддерживать дорогу.

И вот у меня перед глазами такая картина. Надзиратель куда-то отошёл, а пленных много, целый большой отряд. Они стараются забежать в ближний дом. В это время у нас уже были какие-то овощи, был картофель. Весной отелилась коровушка, было молоко. Мы совали им всё-всё, что можно было сунуть. Какая это была беда для наших пленных!

И вот зимой 43-го года немцы открыли школу. Я пошла во 2-ой класс. Каждый день были уроки немецкого языка. Мама купила, как сейчас помню, маленькую зелёненькую книжечку – учебник закона божьего. Был введён и этот предмет. И, конечно, нас учили читать, писать, всё больше на немецком языке, но всё же учили. В школу мы ходили только несколько месяцев зимой.

Пленные в это время расчищали дорогу. Местные жители им помогали, чем могли. Везде валялись бутылки, мы собирали их на помойках. Мама наливала в бутылку молоко, если оно было. Но зимой молока почти никогда не было. Тогда она варила свекольник, мы его называли «свекольный сок». Она наливала его в бутылки. Мы брали их с собой, куда-нибудь в карманы запихивали картошину, морковину, турнепс. Идём, и, если на нас не смотрит надзиратель, около пленного бросаем всё это в снег. Даже дети понимали, что это наши родные люди. Может, наш папа тоже где-то голодает, а не он, так кто-то другой.

Так мы и жили. Но вот прошла зима 43-го года. Ещё какое-то время мы походили в школу, а весной партизаны объявили населению через своих связных, что зимой 44-го немцы будут отступать. Но ведь это летом можно в лес убежать. А зимой? Мы живём на самом шоссе. Куда бежать? Когда я это вспоминаю мне даже не представить, сколько же нужно было иметь мужества, стойкости, силы, не только физической, но и духовной нашим женщинам!

Новый лесной лагерь

Они уходят тайно, организованно под руководством партизан, один край деревни уходит в одну сторону леса, другой — в противоположную. Все уходят в разных направлениях, чтобы не было кучности — деревня была очень большая. И вот женщины, в основном они, уходят в лес строить себе блиндажи – детей-то надо будет вывести.

Наша лесная избушка будет ярко стоять в памяти до последней минуты моей жизни. Она была глубоко врыта в землю, вниз нужно было спускаться по ступенькам, уж не помню, сколько их было: 3 или 4 . Всё было вырыто в дремучем лесу. Сколько же там корней, как это было трудно вырыть!

Но мало того, что вырыто, у них ещё поставлен сруб в несколько венцов, не помню, сколько точно. Было ещё и окошечко, в него, кажется, стёклышко было вставлено. И крыша какая-то с накатом была. В этой маленькой яме, которую ставили вдвоём мама со своей сестрой, надо было разместить всех детей: у сестры двое и у мамы четверо. И женщины это строили.

Уходя из деревни, несли с собой пилы, лопаты, потому что вдруг кто предаст (ведь и такое было). Поэтому уходили, будто идут в лес работать, что-то в лесу заготовлять. А на самом деле они готовили убежище для нас. Там и дверь была навешена, и нары поставлены. Мы эти полки, как в тюрьме, тоже нарами называли. Нары были в 2 этажа. Дети спали наверху, взрослые внизу, кто где разместится.

Была круглая чугунная печка с выведенной наверх трубой. Эту печечку затопят, и мы в такой сырости задыхаемся. В двери были щели, их уже не конопатили, не утепляли, поэтому хоть как- то шёл воздух. Что это за ад, вам не представить. Но не об этом я хочу вам рассказать. А о мужестве и силе хрупких, измученных женщин, наших матерей, которые всё выдержали.

Как только сообщили, что немцев в деревне нет и деревня цела, женщины шли в свои дома и брали там всё, что сохранилось. Летом вырастили картофель, зерно, лён. Если бы вы знали, сколько они пряли! Наша мама настолько искусно умела это делать: и прясть, и ткать! Нужно же было одевать детей.

У нас лошадёнка была, были дровни, такие большие сани, в которые впрягают лошадь. Не люди их возят, а лошадь. Впрягали и ездили в деревню. Наберут продуктов привезут в лагерь. А нас, детей, оставляли одних.

Потом нам сообщили, что в деревню заходить нельзя — немцы уже наступают, я думаю, это уже был февраль, нас вывезли где-то в конце ноября. Нам надо было перебраться через маленькую речку. Когда нас перевозили, уже лёд встал. Тогда зимы были суровые. Уж зима так зима! Снегу было очень много.

У немцев были лыжные отряды, которые делали облавы на партизан. И мы боялись, что и к нам могут прийти каратели на лыжах. Тогда было решено перебраться дальше.

Вот лес дремучий, потом начинается сплошное болото, огромное, глазом не окинуть. Мы жили дальше, на самой сухой верхушке. Женщины уходили за болото и там построили один шалаш на всех.

В феврале партизаны предупредили, что могут появиться лыжники, и тогда решили, что нужно строить жильё прямо на болоте, в болото они не сунутся, болота они боялись. Они вообще партизан боялись. Если немец входил в дом, то сразу только спрашивал:

«Матка, партизан, матка партизан?»

Всё везде осматривал.

Вот женщины построили шалаш. Но если мы все туда пройдём, то будет протоптана тропа. И что мы делали? Женщины брали на руки маленьких детей. Я уже шла сама, а маленьких несли. Мы все, сколько нас было, шли след в след. Последний веником из прутьев заметал этот след.

Сколько мы там были? Не так долго. Но помню, что мы не один раз там побывали. Уходили днём, ночью надеялись, что они не сунутся. Ночью возвращались в свои землянки. Так задумали женщины, чтобы спасти детей.

Но самое удивительное, вы не поверите, женщины вместе с нами, увезли в лесной лагерь весь скот. Сколько же нужно было сил, чтобы вырыть ямы, такие узкие и длинные, как траншеи, коридоры, в которых стояли коровы! Женщины, как могли, спасали коров. Они понимали, что без них мы все погибнем. Всё это было построено за лето 43-го года, а осенью, где-то в ноябре, нас уже вывезли, нас и скот, пока не было немцев. Когда они проходили, деревня уже была пустая.

Такое мужество могли проявлять только женщины того великого поколения. У Некрасова сказано:

«Долюшка русская, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать?»

Но так вот и хочется крикнуть, что есть другое поколение женщин, долюшка которых была ещё трудней.

У нас не было радио, не было ничего и никого, кто бы нам что-то сообщал. Только от партизан через связных до нас доходили новости. В 44-м, где-то марте, нужно было вывести детей и скот в деревню, пока ещё держался лёд. Нас вывели, потому что немцы уже ушли, удрали от нас далеко в направлении Пскова. Уже можно было возвращаться домой».

(продолжение следует: На женские плечи легло восстановление хозяйства)

Фото Юлии Ибрагимовой.

Илья Васильев, Владимир Кустомаров, Сергей Тарбеев, Алла Булгакова – руководитель добровольческого объединения «Патриот»