В декабре 1942-ого

 Михаил Егорович Исанин вспоминал:

«Шёл декабрь 1942 года. Немцы захватили Цицино, Плоское, Шипарево, закрыли нам выход на Клемятино. Позади нас немцы взяли деревни Сорокино и Спас. Нас окружили в полном смысле этого слова. Мы оказались в небольшом лесу юго-западнее Цицино и северо-западнее Шипарево. Идти на Клемятино можно было только по дороге через Цицино или через Шипарево, Плоское, Поляны. У меня сохранилась карта этой местности, по которой видно, что наше положение было очень трудным.

Громадная колонна автомашин вытянулась по дороге, промятой в снегу. Люди ходили туда-сюда. Поразмыслив, я решил, что пробьёмся. Залез к ребятам в кузов, укрылся брезентом и уснул. Проснулся от грохота. Противник обстреливал колонну миномётами. Машины разошлись по лесу, как говорят — рассредоточились. Отвёл машину в лес, а сам юркнул в щель. Впереди пехота вела бой за Цицино, и мы надеялись, что ночью проедем. На передовую гнали все танки и танкистов. Целый день прошёл в тоскливом ожидании. Было приказано воду из радиаторов машин не сливать, а прогревать моторы. На месте жгли бензин. Противник обстреливал лес со всех сторон из миномётов.

Ночью команда вывела машины в колонну. Стояли и ждали, движения не было. Услышали гул самолётов. Вот они уже над нами. Вдруг всё вокруг осветилось. Самолёты повесили в небе ракеты-фонари. Через некоторое время последовал бомбовый удар — один, другой, третий.

„Ну, — подумал я, — капут”. Все помчались подальше от машин. Думали, что бомбят колонну.

Оказалось, это наши самолёты бомбили Цицино, помогая нам. Раздалась команда: „Заводи мотор!” Проехали 30–40 метров, и стоп. Стало тихо. Я уснул в кабине. Проснулся опять от грохота. Недалеко ударила мина прямо в машину. Закричали, застонали раненые. Прилетела вторая мина, третья.

Опять команда: „Людям отойти от машин!”

Ушли в лес. На рассвете подошли танкисты и сказали, что Цицино не взяли. Начштаба приказал раздать на руки все продукты, так как, скорее всего, будем выходить пешим порядком. Я выполнил приказ. Во главе с начштаба и появившимся заместителем по строевой части, майором, мы ушли как можно дальше от дороги и уселись под деревьями, чтобы обсудить обстановку. Зам по строевой части предложил пойти на Шипарево справа и пробраться лощиной. Пошли, но через два часа в лесу нас обстреляли из пулемётов, и мы вернулись назад. Продолжили топтаться на месте. Вечером опять тревога. Все бросились к передовой. Подбежали к машине, где стояли танкисты. У них даже оружия не было. Решили, что без оружия на передовой делать нечего.

Спасло меня провиденье

Пошли к трактору, который стоял недалеко. На прицепе огромная платформа, накрытая брезентом. Оказалось, туда уже набились солдаты и девчата-санитарки. Удивительная русская душа: кругом смерть, а на площадке под брезентом парни курили и щупали девок. Огоньки и смешки. Какое-то смутное предчувствие остановило меня. Я не полез на площадку, а покурил и пошёл к своей машине. Прошёл метров 50, слышу — летит тяжёлая мина. Бросился на землю.

„Трах!” — за моей спиной раздался взрыв.  И сразу крики. Узнал от бегущих, что мина ударила прямо в кабину трактора, убив всех, сидящих там, и человек шесть на площадке. Остальные ранены, и только человек пять остались невредимы. Спасло меня провиденье, а может, случайность. Побежал к трактору. Там уже оттаскивали убитых, уносили и уводили раненых. Один младший лейтенант, только10 минут назад говоривший со мной, полез на платформу и был убит наповал. Я пошёл к санитарной машине. Шофёр предложил мне погреться в кабине. Как раз подошли две девушки, одна из которых ранена в руку. Замёрзла, плачет, просит погреться. Я не выдержал. Выгнал трёх солдат из „санитарки”, посадил девчат и ушёл.

Начался методичный обстрел. Залезли мы, три офицера, два повара и сапожник, в щель. Очень замёрзли и быстро вылезли наверх. Перешли в другую щель. Рядом стояли лошади каких-то артиллеристов, и мы боялись, что, пятясь от ветра, лошади могут упасть на нас. Поругались с артиллеристами, и те отвели лошадей подальше.

Вылез на рассвете из окопа и увидел такую картину: кругом в щелях люди. Некоторые спят прямо на снегу. Везде валяются убитые. Группа солдат развела костёр и принялась варить кашу. Увидел: лежат рядом двое в белых балахонах. Сидел и думал, живы ли они. Толкнул одного —сначала замычал, потом проснулся. Толкнул другого —окоченел. Спросил: „Что ж ты, друг, с мёртвым лежишь?”

„Как с мёртвым? — ответил. — Он ведь сейчас только что шевелился”.

Посмотрели — из головы текла кровь. Видно, убило осколком. Подошёл к кашеварам:

„Ребята, давайте похороним убитых”. Один поднял лицо:

„Что ты, командир! Если всех хоронить, кашу не сваришь. Пусть лежат”.

Я немного постоял и ушёл. Пошли к передовой узнать обстановку. Я взял у сапожника автомат.

Линия обороны

Вдруг всех, шатающихся по дороге, стали гнать к передовой, и нас тоже. Пришли в линию обороны, в окопы.  Передали команду: после артподготовки по приказу идти в атаку на Цицино. Начали бить 2–3 пушки. Через 5 минут заработала „катюша”. Мы вскочили и пошли из леса на Цицино. Через несколько минут ударил немецкий миномёт. Побежали вперёд. Услышал крики: „Ура!” Повернул направо. Какое-то внутреннее чувство подтолкнуло, и я упал на землю. Впереди разрывы. „Трах!” Мне ударило в голову. Защитила шапка. Провёл по носу рукой — увидел кровь. Видимо, когда я приподнял голову, чтобы оглядеться, комком мёрзлой земли после взрыва ударило в голову. Немного посекло шапку. С носа, с виска и уха содрана кожа. В завершение всего вдруг появились 14 немецких самолётов, и по поляне, где мы заметно выделялись на снегу, устроили нам баню — пулемётным огнём и мелкими бомбами.

И все бросились обратно в лес. Пошёл вдоль колонны, вытирая кровь с лица. Увидел: стоит ремлетучка. Незнакомый сержант пригласил: „Лезь, товарищ начальник, в ремлетучку. Там тепло”. Залез, йодом из аптечки смазал нос, ухо, висок. Сел у печки и задрожал, никак не мог согреться. Вдруг обратился повар Митька:

„Товарищ начальник, опять самолёты идут. Давай-ка уйдём отсюда”.

Выскочили, я в ремлетучке оставил ремень с магазином. Отошли в сторону, а тут и самолёты улетели. Услышали в колонне свист и разрывы мин. Пошли к тылу. Тут прибежал один танкист, рассказал, что мина угодила в ремлетучку и ранила четырёх человек, которые там находились. Опять спасли меня провиденье или случайность.

Вечером стоял у броневиков. Кругом танкисты. Пришёл один солдат и сказал, что у штабной машины майор, зам по строевой части полка, собирает группу командиров, чтобы вместе выйти из окружения. Приглашает из командного состава всех желающих. Берут с собой человек пять солдат. Отовсюду послышались негодующие возгласы, подкреплённые матом: ”А как же мы, солдаты? Почему нас не берут?”

Лейтенант Степанов обратился ко мне: „Пойдём?”

Я, было, уже согласился, как вдруг повар Митька басом спросил:

„Товарищ начальник, а мы как же? Нам, значит, пропадать?”

Ей богу, у меня из глаз полились слёзы. Я сказал Степанову:

„Иди, друг, а я останусь”, и … остался. Степанов ушёл.

7 дней в щели

Солдат кругом человек двадцать, а оружия мало. Появилась откуда-то энергия. Собрал всех. Отвёл в сторону от дороги в густой лес: „Ройте щели буквой „Г”». Рыли малыми лопатами, выскребали землю досками, руками. Через час были готовы щели высотой в рост человека, по ширине плеч. Заложили их палками и засыпали глиной. Я сел в самом конце, потом в ряд двадцать человек. Вход закрыли плащ-палаткой.

„Сидите, — говорю своей бригаде, — и не вылезайте”.

С того времени как залезли, так и не вылезали, ибо немцы открыли по лесу со всех сторон непрерывный миномётный огонь. Только слышали, как мины свистят — справа, слева, сзади, спереди. Инстинктивно прижимались к одной или другой стенкам. Сбегали к машине, забрали мешок махорки. Поминутно курили. От вынужденной неподвижности затекали ноги. Темнота, клонило в сон. Только вздремнёшь, слышишь — летит мина.

Вдруг в темноте раздаётся бас нашего неунывающего Митьки:

„А что, товарищ начальник, не закурить ли нам, чтоб дома баба не журилась?”

И опять все закуривали. Было не до бритья — так и ходили бородатыми. Продуктов на другой день, кроме сухарей, не было. У других, видимо, ещё хуже. Вылезая на свет божий, видели, как солдаты раздирали лошадей и варили конское мясо. Тогда Митька вылезал из окопа и возвращался назад с огромной копчёной ляжкой. Рядом разжигал костерок и варил сразу 5 котелков мяса. Воды не было. Вместо неё шёл снег с еловыми иголками».

Воды для питья тоже не было. Ели снег, который плохо утолял жажду. К счастью, у того же Митьки нашлась баночка немецкой лимонной кислоты, которая вместе со снегом здорово выручала. Наварил Митька мяса и поднёс Михаилу Егоровичу целый котелок. Хоть неважное было самочувствие, а желудок своего требовал.

Мясо недоваренное, но бульон очень вкусный. Исанин его выпил весь. Хорошо, что была соль, осталась от раздачи продуктов.

Так продолжалось 7 дней. Сидели в щели, вылезали только по нужде. Да ещё повар промышлял конину и варил еду. Время тянулось бесконечно долго. В 4 часа дня уже темнело, а рассвет наступал только в 9 часов утра. Целых 17 часов сидели в темноте!

Командиры, почти все в тот же вечер ушедшие с майором, группой в 80 человек выбрались из окружения. Михаил Егорович слышал, как майор предлагал выход где-то в стороне, то есть обходной путь километров в 150. Но со своей грыжей идти по глубокому снегу Исанин не мог. Его, несмотря на отчаянное положение, почему-то не покидала вера, что или они прорвутся из окружения, или к ним пробьются товарищи.

Взяли деревню Плоское

В одно прекрасное утро красноармейцы услышали, как загремел бой, постепенно приближаясь к нашим позициям. Все пришли в неописуемый восторг. Заухали орудия, миномёты, стреляли из винтовок и пистолетов. Кидали шапки, кричали:

«Держись, немец!». Однако через два часа всё умолкло.

Действительно шёл бой. Танки и пехота сражались за Плоское, чтобы выручить наши части, попавшие в окружение.  Деревню Плоское взяли, потеряли 40 танков и не пробились всего каких-то 5 километров! Настроение опять скверное. Завершив обстрел, немцы подтянули радиоустановку и начали из нескольких динамиков передавать „новости”.

Потом неожиданно заиграла музыка. Что за чертовщина? И вдруг голос:

«Красноармейцы, командиры, политработники, вы окружены. У вас нет выхода. 7 суток вы бродите по лесу, как волки. У вас нет продуктов, вы едите павших лошадей. Бросайте оружие, подходите к нам. Вам будет дана пища, оказана всяческая помощь. Тех, кто из оккупированной территории, мы отправим домой, остальных — в Германию, где вы будете работать по своей специальности.  При выходе из леса кричите: „Сталин — капут”, и вас никто не тронет».

После этого играли вальсы, пела песни певица Ковалёва. И снова призывы: «Выходите к нам…».

Через полчаса затишья опять со всех сторон начинали свистеть мины. И это повторялось регулярно по три раза в день —утром, в полдень и вечером. Конечно, это действовало на психику. Слушать «концерты» вылезали все. А по окончании слышалось из динамиков:

«Ну, ребята, концерт окончен, залезай в щели, сейчас получите гостинцы!»

Все торопились к щелям, знали, что сразу же полетят мины. Одна из таких «пампушек» грохнулась в двух метрах от щели.

«Нам повезло», — сказал Митька, поправляя прикрытия.

С 15 декабря огонь по лесу стал ещё сильней. Мины свистели ежеминутно. Нашим бойцам отвечать было нечем. Оставшиеся снаряды и мины брали только по приказу.

На следующий день из Цицино вышли 3 танка и пошли тихонько к передовой. Открыли огонь наши бронебойщики. Один танк вдруг встал. Раздались крики: «Подбит!». Вдруг «подбитый» танк ударил из орудий, повернулся и ушёл. Разведка установила, что в Цицино пришло уже 5 танков и ещё идут 2 танковые дивизии. Стали раздаваться голоса, что танки всех перетопчут. Надо хоть психической атакой, а брать Цицино.

Ночью никто не спал. Все находились в окопах на передовой. Немцы, видимо, тоже нервничали, непрерывно освещали местность ракетами.

(продолжение следует)

Екатерина Икконен, Алла Булгакова , Валентина Тимофеева

Похожие_публикации:

Дневники Исанина. Часть 9 Непрерывное движение вперёд Дневники Исанина. Часть 13 Логово фашизма — Берлин Дневники Исанина. Часть 14 Пылающий, разгромленный Берлин На лесной партизанской тропе Часть 9 Боевые будни Фронтовой путь Сергея Ивановича Иванова Часть 3 На передовой