"Вечный огонь"

Сайт добровольческого объединения «Патриот»
Вспоминая войну

Два с лишним года мы жили на оккупированной территории

Председатель городского Совета ветеранов Левков Юрий Михайлович поделился своими воспоминаниями о детстве, которое пришлось на военное время :

Довоенное детство

Родился я 6 июля в 1938 году в селе Посолодино Плюсского района Ленинградской области (в настоящее время это Псковская область), это от Луги в сторону Пскова по Варшавской железной дороге где то километров 40.

В 1939 году на Советско-Финской войне погиб мой отец, Левков Михаил Ефимович. Он погиб в декабре 39 — ого года, а моя сестра родилась в апреле 40-го года, отец так и не узнал, кто родился.

Вот я вспоминаю довоенные годы, я был 3х-летним мальчишкой, но, несмотря на то, что мы без отца жили, такого уж очень трудного ничего не помню. Мама работала. За нами, за маленькими, присматривала бабушка и дедушка по отцовской линии, он ей помогал. Мы с маленьких лет уже имели свои обязанности. Ну, какие в сельской местности обязанности? Я знал, что надо дров наносить, щепок найти, картошки набрать в подвале, встретить скотину (корову, овец, коз) с поля и загнать её, а так же мы помогали в уборке по дому и в огороде. Но в тоже время, конечно, всегда стремились, как и все малыши, поиграть, побегать со своими ровесниками. Сельская улица в то время была такая песчаная, мы играли в песке, строили всякие маленькие пещерки, играли с деревянными машинками, изготовленными нашими родственниками.

В первые дни войны

Я ведь маленький был, но отдельные, яркие события помню хорошо. Детство трудное было. Когда началась война, но фашисты ещё в наше село не пришли, помню, что мы с соседским мальчишкой гуляли, баловались в песке и вдруг над нашей головой появляются два самолета — фашистский и наш. И между ними идёт воздушный бой.

Сначала они стреляли друг в друга, потом начали сбрасывать снаряды, бомбы. Мы маленькие, мы ничего не понимали, нам интересно, что же там за звуки. Всё вокруг стало взрываться. Нам страшно, но мы не знаем, что делать. Когда воздушный бой закончился, я прихожу домой весь грязный, в песке, от взрывов царапины. Мама меня встречает, обнимает, целует, радуется, а с другой стороны ниже спины меня шлепает рукой, потому что уже не рассчитывала, что я живой останусь после бомбежки. И тут я вижу, что у нашего дома стена проломлена, один из снарядов попал в угол нашего дома. Это было самое начало войны.

В первые дни войны погибли мамин младший брат с женой. Они попали под бомбёжку на территории Эстонии, куда поехали навестить родственников жены. У них двое детей осталось. Моя мама, имея меня трёхлетнего и мою сестру, которая ещё младше, взяла к себе их сына, 40-го года рождения. Так у мамы стало 3-ое детей. А девочку взяла мамина старшая сестра, в другое село.

Бежать нам было некуда

Война пришла к нам очень быстро. 6 июля 1941 года фашисты захватили Псков, а буквально через несколько дней фашисты были уже у нас, в нашем селе Посолодино. Село было большое, это был волостной центр. Посреди села стояла большая церковь, которая объединяла жителей многих населенных пунктов, они приезжали в церковь по праздникам и в будни на церковные службы. В селе было всегда много народу, много движения.

Фашисты интенсивно двигались к Ленинграду. И когда начали подходить к нашему селу, бежать нам было некуда, да и куда бежать маме с тремя детьми, маленькими такими. Мы остались, да и большинство населения остались на месте. Сначала видели, как вокруг то одно село горит, то другое село горит, то третье, на расстоянии 2-х — 3-х километров всё это было видно. А потом фашисты пришли и в наше село.

Вот у меня в памяти сохранилось такое: со стороны леса по старой дороге идет на нас такая чёрная лавина — фашисты и на мотоциклах, и на машинах, и пешком. Дело было к вечеру. Фашисты входят в наше село и проходят мимо, они идут через нас в соседнее село. А у нас, у каждого дома остаются по одному фашисту, которые смотрят, чтобы стадо (коровы, козы, овцы), которое с поля возвращалось, никто не загонял к себе домой. Вот это было, конечно, очень страшно. Помню, одна коза забежала в наш двор, забралась под сенник, забилась в самый угол, но немец вытащил её за рога. Они угнали весь скот и население осталось без средства существования. Ну хорошо, что это было лето и был собран какой-то урожай, поэтому первое время было чем питаться. Картошка, зерновые, овощи были выращены. Фашисты приступили к установлению нового порядка. Был назначен староста, появились полицаи.

Партизаны

Уже в первые дни войны действовали партизанские отряды. Это были малочисленные, но это были самые первые и самые смелые, и самые подготовленные. Я вот вспоминаю, что скот фашисты угнали, а нужно было его прогонять через мост в соседнем селе Захонье и когда скот проходил через мост, то его партизаны взорвали. И фактически много скота погибло, некоторых раненых течением унесло, поэтому фашистам уже досталось значительно меньше.

Партизаны своими действиями очень раздражали оккупантов. За связь с партизанами сельчан жестоко наказывали. Однажды кто-то фашистам доложил, что ночью были партизаны в нашем селе. И вот утром у церкви они собрали всех жителей: стариков, малышей, женщин — всего человек 50. И заставляли говорить, у кого ночью были партизаны. А все молчат. Опять повторяют. Все молчат. И фашисты: «Раз не хотите говорить, то 10–х угоним в Германию, а остальных будем расстреливать». И я помню, как хватался за мамину юбку и дрожал, боялся, что маму увезут или расстреляют.

А в соседних деревнях женщин, стариков и ребятишек загнали в дом, заколотили двери и окна, чтобы не могли выйти. Облили горючем и подожгли. Они там стонут, кричат. А снаружи под прицелом с винтовками фашисты стоят. Жители нашего села со страхом ждали и боялись, что очередь дойдет и до нас, что нашу деревню тоже сожгут.

Молодёжь угоняли в Германию

В 41- м, начале 42-ого года фашисты крепко сидели, особенно в первое время. Они командовали, угоняли в Германию молодежь. У меня тетя была угнана. Это были 14-15-16 -летние девчонки. Их увозили в Германию и никто не знал, что с ними там будет. Потом начали более старших угонять в Германию. Собирали в центре села всех жителей, ходили смотрели, выбирали молодых женщин и угоняли. Так была угнана и моя мама, мы остались с бабушкой. Маму с другими женщинами посадили на машину и повезли к поезду. Мы, конечно, плакали…

Потом в ночное время с бабушкой нам удалось убежать в лес, в лесной лагерь, который находился в 5 км от села, хорошо, что не зима была. Фашисты знали это место, но боялись леса и нос туда не совали, но лагерь часто обстреливали и бомбили. Жизнь в лесу была тяжёлой, продуктов не было. Во время бомбёжек приходилось сидеть в укрытии.

К счастью, без мамы мы жили недолго. Прошло дней 8-10 и нам сообщают, что мама и женщины, которые были угнаны, живы. Что наши войска вместе с партизанами отбили этот поезд, на котором их везли в Германию. Я помню, как мы в лесном лагере сидим и к нам едет одноколка, телега на двух колесах, а на телеге сидят несколько женщин и среди них наша мама. Сколько тут радости было. Мама плачет, мы плачем от радости…

Я сказал, что девчонок угоняли в Германию и ребят бы угоняли, но ребята в ночное время потихоньку уходили в лес, в партизанские отряды. Я как сейчас помню, вместе с нами, в нашем доме жил Гусев Борис, потому что многие дома были сожжены. Ему, наверное, было лет 13-14, но он сильный и рослый парень был. Он тоже ушел в лес, все понимали, что если он не уйдет в партизанский отряд, его в Германию угонят. Партизанские отряды начали крепнуть в самом начале войны. У нас действовала 5 — ая партизанская бригада — Ленинградская, это мой родной Плюсский район, Лужский район, Стругокрасненский район и Батецкий район. Отряды были многочисленные, правительством были организованны помощь им и в вооружении, и в питании. Они очень много врагу принесли беды. По Варшавской железной дороге враг стремился всё время оснащать вооружением те вражеские подразделения, которые ближе к Ленинграду. И вот туда шли всё время поезда, партизаны подрывали железнодорожные линии, подрывали поезда, взрывали мосты, уничтожали машины, личный состав. Тем самым не удавалось врагу усилить свои военные силы под Ленинградом и в тоже время не имели возможности направить свои вооруженные силы далее на восток, под Москву. Вот такая большая роль партизанских отрядов была.

Бои за наше село

Фашисты стремились попасть ближе к Ленинграду, а наши всё делали для того, чтобы им преградить путь. Две зимы 42-ого — 43-ого и 43-его — 44- ого года за наше село шли большие бои. Посолодино, видно, представляло для фашистов большой интерес, оно стояло на перепутье дорог, посередине села стояла церковь с высокой колокольней, которая могла быть наблюдательным пунктом. Фашисты ни раз в период наступательных операций наших войск стремились снова и снова его отобрать. Так село переходило из рук в руки.

Так как шли бои, то мы практически были на поле боя. Тут же стрельба, тут же убивают, тут же мы прячемся. Мы выживали благодаря нашим солдатам. Они смотрели на нас, вспоминали своих родных детей, своих близких. Солдаты жалели нас, малышню, подкармливали. Они доставали из своих карманов кто кусочек сахара, кто кусочек хлеба, а когда кухня приходила — варили кашу, тут то нас откармливали. Мы, ребятишки всегда вертелись около солдатских кухонь.

Во время боя наши солдаты заставляли нас сидеть в канаве, в траншее. Нам некуда было деваться. В доме было опасно находиться, потому что в дом мог попасть снаряд. Поэтому мы были тут же, где шло сражение.

Напряжённая военная обстановка

Было много всяких случаев, вот отрывки помню. Дом у нас большой был, фашисты не успели сжечь. Когда были бои, в нашем доме располагался временный штаб. Рация была установлена. А мы сидели в уголке всей семьей, за щитом и всё слышали. По рации идет громкая связь, идут доклады с участков фронта, говорят какие трудности, сколько могут продержаться, чего не хватает, поступают команды. А мы это всё слышим. Как сейчас помню: «Вы держитесь! Помогать? Минимально какая-то помощь будет, либо вообще никакой…», и приказы: « Держаться! Держаться! Ни шагу назад!» и так далее. И тут же в соседних комнатах где-то перевязывают, где-то сидит человек и спит на ходу, потому что несколько дней не спал, где-то пищу принимают, вокруг десятки автомобилей приезжают, отъезжают. Вот такая была военная обстановка, ну, а мы сидим в сторонке, не мешаем. Вот эта напряжённая обстановка, до сих пор у меня в памяти.

Часто силы были неравными, и нашим войскам приходилось отступать. Когда наши военные видели, что они могут продержаться ещё полчаса или 20 минут, предупреждали нас: «Убегайте, пока есть возможность». И вот мы зимой по снегу, маленькие, мама с 2-мя детьми на руках, бежим в лес, до которого было километра два и в лесу сидим до тех пор, пока наше село не вернется к нашим.

Помню, когда в лес мы убегали, а по глубокому снегу быстро не побежишь, я сзади мамы сам шел, а она на руках несла мою младшую сестрёнку и двоюродного братика. Я иду и смотрю по сторонам – направо, налево, а там черные пятна — это убитые мирные жители. Кто убегал в лес, фашисты вдогонку стреляли, убитых было много. Иногда и неделю жили в лесу, и мерзли, и голодали. Очень трудно было. Потом нам сообщали, что село наше и снова мы возвращались домой исхудалые, замёрзшие, рваные.

Вот однажды после боя, мы вернулись домой. И, как сейчас помню, заходим в дом, а там — голова валяется, кишки на ручках, всё в крови… В подвале убитые и раненные… Чтобы это всё убрать, мама пошла к колодцу с ведрами. А колодец — журавль был по середине улицы, сруб у колодца довольно высокий и во время боя за ним прятались. Возвращается она без воды и говорит, что к колодцу не подойти, всё усеяно трупами, надо сначала всё разобрать там вокруг…

Мы не знали другой жизни

В зимнее время, как сейчас помню, дядя Ваня Махров на дровнях ездил собирал трупы повешенных, казнённых фашистами ( голых, с отрубленными руками, ногами). Он собирал замерзшие трупы и отвозил их к месту захоронения. Он часто брал меня с собой . И вот, что ещё помню, как я сижу на этих трупах и ем какой-то сухарь. Сейчас и не представить это, а в то время, либо привыкли, либо не понимали, либо есть очень хотелось. Я не видел в этом ничего необычного. Мы, дети войны, не знали другой жизни.

И только после 7-ого класса я начал что-то понимать, я не мог про войну книги читать, фильмы смотреть, у меня слезы текли, мне было страшно. И сейчас мне тяжело вспоминать, рассказывать что-то, а было время, я вообще рассказывать не мог, вспомню перед сном, потом ночь не сплю. Вот такое было тяжелое состояние. Уж очень это тяжело было».

(продолжение следует)

Илья Сокка, Ника Никитина, Валентина Тимофеева

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *