Потерялось всякое представление о пространстве и времени

Ехали всё время по шоссе. Наконец увидели наши танки и майора Бартовского — командира полка. Тот сказал, чтобы дальше по дороге мы не ехали, а свернули направо, вслед за бригадой, потому что впереди всё заминировано.

Повернули, проехали километров 7. Увидели деревню. Спросили, была ли Красная Армия. Нет, не было. Увидели, что вдалеке идут броневики. Посмотрели в бинокль — русские. Немного подождали. А когда машины подошли поближе, увидели нашу бригаду.

«А где батальоны?»
«Сзади», —ответили разведчики.
Через некоторое время появился артдивизион.
«Где второй?»
«Сзади».
«Фу ты чёрт!». Посмотрели — идут батальонные машины. Комбат и замполит вытаращили глаза от удивления — тыл впереди них оказался. На ходу накормили людей.
«Где вы были всю ночь?» — спросил Исанин.
«Строили мост через какую-то речушку».
«А мы проехали за два часа до этого и никакой реки не видели».

Вот что значит незнакомая местность и недостаточность разведки.

Началось непрерывное движение вперёд. День и ночь, ночь и день. Потерялось всякое представление о пространстве и времени, и сидишь в кабине и не знаешь, то ли ты спишь, то ли нет. Шофёр засыпал за рулём. Поэтому, когда машина останавливалась, он старался хоть немного вздремнуть. Особенно тяжело было ночью. Громадная колонна корпуса шла по дороге в два, три ряда. Того и гляди, машины без света налетят друг на друга.

Когда шофёр засыпал на ходу, его приходилось будить громким криком.

Взорванный мост

Из воспоминаний Исанина:

Однажды произошёл такой случай. Мы шли в колонне. Колонна остановилась. Я задремал, шофёр тоже. Открыл я глаза и увидел, что впереди нет никаких машин. Вскочил, оглянулся: сзади стояли сотни машин, и все они дремали и ждали, когда двинется передняя машина, то есть наша. Толкнул шофёра. Тот включил мотор, и мы помчались вперёд. Ехали по шоссе километра 2, и впереди никого — так мы отстали.

Увидел, что дорога пошла немного в гору, слева — огни фар.

Обеспокоенный, я сказал шофёру:

„Подожди-ка”.

Тот немного притормозил. Я вылез на крыло и увидел метрах в 20 взорванный мост. Отчаянно закричал: „Стой! Стой!”

Остановились метрах в 10-и от обрыва. Как шарахнулись бы туда, и костей бы не собрали. А ведь на нас полетели бы идущие сзади машины, ибо в гигантской колонне машины шли впритык. Видно, дома за меня молились.

Побежал назад. Сзади ещё две мои машины с кухнями, а за ними — студебеккеры с громадными пушками, и всем, конечно, на шоссе не развернуться.

Побежал ещё назад. Увидел след, где машины повернули налево. Встал на дороге, показал идущей машине, чтобы сворачивала. Нет, прёт на меня! Что ты будешь делать?! Пропустил.

Побежал ещё дальше назад. Показал, что надо налево. Эта пошла. За ней ещё одна. Только одна проходила, я уже подавал сигнал следующей. Направлял её налево, освобождая место для тех, которые я завёл к взорванному мосту и которым, чтобы выехать из тупика, надо сдать назад метров на сто. К своим машинам уже не шёл, боялся, что другие машины, не заметив поворот, опять пойдут за нами, и артиллеристы убьют меня за то, что я их завёл непонятно куда.

Прибежал шофёр. Я приказал ему передать, чтобы заблудившиеся машины по одной сдавали назад и шли налево. Увидел, что артиллеристы с пушками задом уже подъехали к повороту, потом так же задом пошёл студебеккер, и так по одной машине выехали все.

Потом я увидел, как пятится моя кухня. И, наконец, мы тоже спустились с шоссе и переехали речку в страшной давке по временному мосту. Потеряли мы с этой историей часа 4.

Поехали дальше. На пути деревушка. Опять страшный затор. Дорога налево разбита тяжёлыми танками, направо — свободна.

Куда ушла бригада? В поисках наших машин пошёл налево. Нет ни одной. Спросил — никто не знает. Пошёл назад нашёл одну машину, раздавленную танком. Лейтенант тоже ничего не знал. Проехать же вперёд налево совершенно невозможно. Сидим в кабине и курим. Я увидел, что справа идёт огромная колонна с огнями. Ну, подумал, сейчас подойдёт эта колонна, и путаница станет ещё больше.

Вылез из кабины и, к своему изумлению, увидел бронетранспортёры нашей бригады, 1-й батальон. Как ни в чём не бывало, после отхода танков включился в колонну своего батальона. Попытался выяснить, где они пропадали часов 7 подряд. Никто ничего не знал. Сказали, что их вёл комбриг. И тогда я рассказал свою историю. Все захохотали. Выходит, я даже сэкономил горючее, примерно с полбака.

Понял: чтобы не потеряться, нельзя смыкать глаз даже на 5 минут. И ещё: старая карта полностью не соответствовала действительности. Командиры слабо ориентировались на местности.

 Немецкая колонна разгромлена

Ускоренным маршем бригада ринулась вперёд, и, конечно, опять всё перепуталось. Утром мы с артиллерийским батальоном догнали бригаду в городке. Не задерживаясь, пошли дальше. Через этот же городок проходила большущая масса мотоциклистов. Немцы взрывали мосты на нашем пути. Полковник приказал ехать по сохранившемуся железнодорожному мосту.

По нему было проложено три рельса. Одно колесо машины проходило между двумя рельсами вплотную, а второе шло свободно. Под колёса подкладывали доски, и на высоте в 25 метров перебирались на другую сторону реки. Последний танк перевернулся и грохнулся в реку. Танкисты погибли.

Тогда танки пошли в обход. Мне невольно вспомнился переход Суворова через Чёртов мост. Подъезд к реке и мост брали с боя. Чтобы проехать, мы с техником подрались с каким-то лейтенантом, схватились за револьверы. Те ребята были пьяны, и все собирались меня застрелить, ибо техник разбил лейтенанту нос до крови. Еле отвязались от пьяных дураков, помог полковник.

Снова двинулись вперёд. На пути небольшой перелесок. Ночью с огнями шла наша колонна. Спереди слева по параллельной дороге тоже двигалась какая-то автоколонна с огнями.

Вдруг остановились. Передали приказ: потушить огни. Колонна слева была немецкой. Артиллеристы выкатили орудия, миномётчики поставили миномёты, и через 3 минуты загремела пальба».

Удар стал для немцев настолько неожиданным, что через час от автоколонны примерно в 100 машин ничего не осталось. Машины горели, как свечки. Даже ответной артиллерийской стрельбы не было. Передав командирам батальонов, что немецкая колонна разгромлена, наша автоколонна продолжила путь. Пехота в бою не участвовала.

Под утро около моста немцы дали отпор. Бой шёл целый день. Наконец они отошли в ближнюю деревню. Использовать танки было невозможно, так как мост немцы сожгли. Наши поступили так.

Около 40 тяжёлых танков прошли через лес на самый берег реки и, открыв огонь, подожгли деревню, в которую отошли фашисты. Вспыхнул огромный пожар. При поддержке танкового огня пехота пошла в атаку и ночью освободила деревню от противника.

Город Могильно

Началось движение на город Могильно. Проехали его ночью. В городе ни души. За городом наткнулись на кучки шатающихся фрицев, которых просто уничтожили, а примерно сотни две взяли в плен уже без оружия. Их построили и отправили в наш тыл.

Днём бригада прошла через город Могильно. Весь город был украшен красными и красно-белыми флагами. Тысячи людей стояли на улицах и приветственно нам махали.

Было видно, что польский народ после немецкой неволи радовался приходу советских войск, которые принесли ему свободу.

Из дневника ветерана:

«На огромной скорости мы пронеслись по городу. Заметили, что нет второй машины, в которой ехал начфин. Вернулся и увидел на одной из улиц разбитую об дерево машину. Раз десять стукнул шофёра кулаком, со злости хотел даже застрелить. Приказал начфину ремонтироваться. А мы снова двинулись вперёд.

Потерялось и спуталось пространство и время. Наступили холодные ночи. Даже в кабине пробирал мороз. Согревались только спиртом, которого в каждой машине было много, и по фляге чуть ли не у каждого солдата.

Доктор Андрей Иванович ехал в последней из моих машин и сидел, закутавшись в ватное одеяло. На остановках предлагал согреваться спиртом — фляга у него висела прямо перед носом. В морозном тумане без огней шофёрам было очень трудно вести машины. Следили только за передней штабной машиной, в которой ехал изрядно выпивший комбат.

Мы — Советская Армия, а не бандиты

Сходу заехали в город Крушвица, где остановилась головная походная застава во главе с Иваном Андреевичем — замом по строевой части. Я услышал крики „ура”. Впереди штабная машина, сзади — моя машина с боеприпасами. Я крикнул своим солдатам:

„Выходи с оружием!”
А сам побежал к штабному фургону.
Выскочил майор Курочкин. Спросил:
„Где помбой? Куда мы запоролись?” Стали его искать.

Майор забежал в ближайшую дверь. Мы за ним с револьверами в руках. В доме темно. На веранде увидели группу людей с поднятыми вверх руками. Закричали: „Дайте свету!”

Никто не понял. Комбат выстрелил над самым ухом прилично одетого мужчины в шляпе. Тот присел, взвизгнули женщины. Я объяснил, что нам нужен свет. Мужчина торопливо позвал за собой.

Я поднялся на второй этаж. Зашли в хорошо обставленную комнату, зажгли лампу. Мужчина непрерывно говорил что- то по-польски с явным немецким акцентом. Убежал и привёл трясущуюся от страха молодую женщину.

Женщина вся дрожала, плакала, а потом в изнеможении упала на диван. Я тщетно пытался её успокоить, говорил, что мы — Советская Армия, а не бандиты, что мы их не тронем, а ей, как польке, вообще нечего бояться. До чего дошёл в своём усердии, что, как ясновельможный кавалер, руку поцеловал. А видок у меня был ещё тот — в шапке, полушубке, валенках, заросший волосами, с воспалёнными, красными глазами, с гранатой на поясе. Я для этой пани был страшнее самого чёрта.

Хозяин к тому времени уже натащил вин и закуски. Выпили. Я поднёс стакан пани. Она начала успокаиваться и даже по щеке меня погладила. Комбат послал узнать, что делается на улице. Вышел я и наткнулся на Колю, начфина.

На улице происходило что-то невообразимое. Солдаты, женщины — всё перемешалось. Оказалось, в этом же доме магазин готового платья, мундиров и обуви. Хозяин-немец удрал, и польки хотели разграбить магазин. Вытащив револьверы, мы с Гневушиным немного отогнали толпу от дверей, выстрелив в воздух. Но она снова стала напирать на нас, а крик — на всю улицу. Я отошёл. Солдаты моментально разбили окна и юркнули в магазин.

Увидел я, что и мой Гневушин полез в окно. Потом появился с охапкой мануфактуры и бросил прямо в толпу. Что тут произошло! Меня сбили с ног! Дал я какому-то подростку в ухо и едва выкарабкался из толпы.

Попался начсвязи младший лейтенант Минька Савин. Разговорились.

Немцы в городе

Подошёл поляк и сказал:

„Паны офицеры, рядом немцы”.
„Как, где, сколько?”
„Недалеко, у дома 18 за сараем спрятались”.

Под влиянием спиртовых паров все, конечно, храбрецы. Минька взял 4-х связистов, и мы пошли с поляком. Я и Минька шли впереди, в середине поляк, сзади цепочкой солдаты. Вдруг прямо в тумане я наткнулся на шеренгу солдат в немецкой форме, оружие у ноги. Правофланговый сделал ко мне шаг с намерением, видимо, что-то сказать.
Вдруг он схватился за живот и упал. Кто-то ударил очередью из автомата. Я увидел вспышки и услышал оглушительный выстрел. Это из винтовки ударил немец, а кто-то выстрелил в него.
Через 3 минуты всё закончилось. Вдруг из-под сарая прогремел выстрел, потом другой. Мы упали, и я крикнул:

„Давай гранату!”
Приподнявшись, Минька бросил гранату, вторую, третью. Автоматчик бил по сараю. Оттуда крик:
„Ребята, не стреляйте!”
Вышел, руки вверх.
„Кто такой?”
„Русский, ребята!”
„Почему в немецкой форме?”
Молчит. Взяли в плен.
Мы вышли снова к машинам. Я зашёл к комбату и доложил о произошедшем с нами и о том, что творится на улице.

Вышел на улицу, встретил Ивана Андреевича. Его машины стояли недалеко. Закурили. Подошёл поляк и сказал:

„Офицеры, немцы в городе!”
„Где?”
„Я могу вам показать”.

Взяли с Иваном Андреевичем человек десять солдат, среди них мой старшина Афанасьев, и пошли за поляком к окраине города. Свернули с шоссе налево. В глубине двора — 2-х этажный дом. Зашли во двор по одному и увидели большое количество подвод, выпряженных и невыпряженных лошадей. Людей не было. Пошли с поляком к двери и постучали. После расспросов дверь открыли. С пистолетами наготове зашли в комнату. А там старик, старушка и дети. Видно, что испугались до смерти. Спросил у старика
„Вы немец?”
„Нет, пан офицер, я поляк”.
„Ладно, мы вас не тронем. Где немцы?”
„Не знаю, пан, не знаю”.
Вышли во двор. Кто-то сказал, что немцы на чердаке. Иван Андреевич приготовился лезть на чердак. Я отговаривал, доказывая, что на чердаке немцы нас побьют по-
одиночке. Посмотрели, что на повозках — одни фуражки. Вдруг подошёл ещё какой-то поляк:

„Пан офицер, немцы в квартире”. И показал на дверь. Я с пистолетом, за мной Афанасьев. Распахнули дверь, прошли через маленькую прихожую, открыли следующую дверь и увидели — комната освещена, полно немцев в форме, стоят и сидят. Крикнул:
„Хенде хох!”

Все подняли руки и пошли прямо на меня. Я попятился назад, громко позвал Ивана Андреевича. В следующей двери, куда я допятился, уже торчали автоматы. Вывели всех
во двор. Так они и стояли с поднятыми руками.
Один всё время повторял: „Я поляк”.
Я спросил: „Почему в немецкой форме, сволочь?”
Стоящий рядом поляк сказал:
„Да какой же это поляк, пан офицер? Это немец, мало-мало знающий польский язык”.
Ещё раз спросил: „Ты поляк?”
Ответ: „Йа, йа, пан официр”…

 Власовцы

Я подошёл к немцу, которого допрашивал Иван Андреевич, потом к другому. Спросил:

„Кто — русские, украинцы?” Вперёд вышли все трое. Кивнули.
„Из какой области?”
„Из Харьковской”.
„Власовцы?”

Молчат — значит, угадал. Переминаются с ноги на ногу, тянут с ответом. Наконец один решился:

„Товарищ командир, разрешите объяснить!”…

Вышли во двор. Опять вполголоса заговорил поляк:

„Пан офицер, недалеко ещё в доме немцы. Они только что расстреляли хозяйку с дочкой”.
„Ну, пошли, пан”.

Подошли к дворику. Зашли в калитку.
Прямо на дороге лежат женщина и девочка лет 4-х, обе застрелены немцами.

Во дворике несколько подвод. Поляк показал на дверь:

„Они здесь”.

Я ударил в дверь прикладом, крикнул: „Отвори”.
Из-за двери ничего не слышно. Но поляк утверждал, что немцы за дверью. Отошли в сторону на случай стрельбы через дверь. Раздался взрыв. И сразу крики по-русски:

„Выходим, не стреляйте”.

Открылась дверь, вышли человек 15 с винтовками. Я крикнул:

„Бросайте оружие!”

Сразу же у двери оружие бросили на землю. У нас всех оружие наготове. Подошли к стоящим поближе:

„Из какой области?”
„Сумской”.
„Из какой области?”
„Сталинской”.
„Что же ты, сволочь, против Сталина воюешь?”

Молчит. Один связист попросил:

„Товарищ капитан, разрешите с земляком поговорить!”

Начал расспрашивать. В ответ по-немецки.

„Я фельдфебель. Из Ворошиловградской области”.

Смотрит с вызовом. Связист земляка отвёл в сторону…
Иван Андреевич вывел группу из 5 человек ,  подвёл их  к трупам женщины с ребёнком, поставил их на колени… Всё кончено.
Вышли на дорогу. Поляк заверил, что немцев в городе ещё много. Но у нас уже не было патронов. Да и боялись, что комбат надаёт по шее. На шоссе встретили комбрига.
Спросил, во что мы ввязались. Объяснили, что помогали полякам. Отругал, что это не наше дело, гитлеровцев добьют и без нас. А мы должны немедленно двигаться дальше. Все побежали в город к машинам, объяснились с комбатом.

(продолжение следует)

Екатерина Икконен, Алла Булгакова , Валентина Тимофеева