Выходить из окружения кто как может

В ночь на 19-е декабря командир бригады подполковник Ершов собрал на дороге весь остаток бригады. Сказал, что к немцам подходят танки, и они нас уничтожат. Генерал приказал выходить из окружения кто как может, бросив всю технику, так как горючего всё равно больше нет. Технику лучше уничтожить.

Первой пойдёт 19-я бригада, её поведёт сам Ершов. Впереди пойдут стрелки, потом танкисты, артиллеристы. Отряды автоматчиков пойдут по бокам. Выходить решили между деревнями Цицино и Шипарево на деревню Плоское, которая нами уже взята. Собраться все должны в деревне Клемятино у горящего сарая. Специально подожжённый нашими бойцами, он послужит ориентиром.

К Исанину подошёл шофёр, сказал, что он разбил радиатор и мотор, то есть вывел машину из строя.

Раздалась команда. Пошли стрелковые батальоны, потом — все остальные. Выходя из леса, услышали далеко впереди разрывы тяжёлых мин.

Многие бросились назад, другие, наоборот, — вперёд.

Исанин подумал, что выход всё равно один. Поэтому лёг в яму и замер, ожидая мины. И дождался — летят. Разрывы. Бросился вперёд. Рядом с ним раненный в живот старшина. Просил его не бросать. Бегом, бегом, пока не задохнулись. Бежали впереди, сзади. Из ямки в ямку, из воронки в воронку.

Немцы, видимо, заметили. Рой трассирующих пуль полетел над головами со стороны Удино и Шипарево. Сзади раздались разрывы мин. Рядом — только прерывистое дыхание бегущих бойцов. Звякало оружие, котелки.

«Эх, русский Иван, — подумал Исанин. — Даже перед смертью ты не бросаешь котелок».

Побежали лощиной, и обстрел задевать перестал. Впереди немецкий дозор. Из окопчика и стоящего в засаде танка брызнул пулемёт. Раздались крики раненых. Потом — «ура!» и разрывы гранат. Дозор уничтожили, танк брошен.

«Не задерживайся, только вперёд!» — только и слышно по колонне.

Михаил Егорович бежал, спотыкался, падал, когда ракеты освещали всё вокруг, как днём, вскакивал и снова бежал. Сердце ходило ходуном, выскакивало из груди. Почувствовал, что взмок, как в бане. Оглянулся — не последний ли?

Нет, не последний. Скатились в какой-то овраг. Впереди крики и мат.

Подошли к нашей передовой линии в деревне Плоское.

Окруженцев было обстреляли свои же, не ожидали, что те пойдут такой массой — решили, что это немцы. Слева ударил немецкий пулемёт и сразу сразил нескольких человек. Михаил Егорович прыгнул к солдатам в окоп. По ходу сообщения побежали в деревню. А там — наши. В кучке бойцов один командир сказал: «Эх, и положили мы голов из-за вас!».

За нами разорённые города и сёла

Опять команда «Вперёд!» Вышли и пошли лощиной к деревне Клемятино, вернее, к гигантскому костру — сборному пункту. Немцы, спохватившись, начали обстреливать сзади и бить уже по деревне Плоское. А ведь там ещё шли остальные бригады! Чуть-чуть убавили темп. Валенки обледенели, скользко. Исанин поминутно падал. Вспоминали «хорошим» словом Гитлера и всех на свете немцев. Подошли к сараю. Дальше — в Клемятино. Потом ещё дальше — к лесу, где расположился тыл полка.

Вдруг рядом в темноте раздалось из кустов:

«За нами разорённые города и сёла. За слёзы наших матерей и жён! За Родину — ОГОНЬ!».

От неожиданности все грохнулись на дорогу, добродушно поругиваясь.

Вдали над Цицино в темноте декабрьской ночи причудливо извивалось сразу несколько столбов огня. Пошли дальше. На старом месте никого нет. Ещё дальше. Небо зарозовело. Ноги уже отказались идти. Страшно хотелось пить.

Зашли в один дом — без окон, без дверей, без пола. Внутри горели костры. Хлопцы грелись, сушились. Некоторые сидя спали. В одной комнате — туши мёртвых лошадей. Развели костерок, растопили снег, пили, пили — не могли остановиться. Впечатление такое, что внутри всё высохло. Удивились, что пот прошёл через всю одежду, даже через полушубок. Спина у каждого покрыта ледяной коркой. Начали мёрзнуть. Решили пойти дальше.

Километра через два увидели, что навстречу идут две наших машины, высланные навстречу.Обнимались, целовались. Исанин забрался в кабину — сами собой полились слёзы.

Наши части перешли к обороне

Приехали в то место, откуда пошли в бой.

Навстречу выбежал Воскобоев, увёл в землянку. Налил целый стакан водки. Исанин выпил. Есть не хотелось совсем, только пил и пил чай. В одной крытой машине мылись «окруженцы». Встречи, шум, разговоры.

Вымылся и Михаил Егорович, на подошвах ног — слой грязи в сантиметр. У склада соорудили столы, раздавали водку, на столах мясо, консервы, сало. Пей и ешь, сколько сможешь. Всё смешалось — объятья, поцелуи, слёзы, угрозы немцам. Безудержная радость от встречи с товарищами!

Выпил, много ел, ел и ел! Ребята утащили котелок с супом —не объелся бы.

На другой день начались воспоминания, и в довершение всего — тяжёлое расстройство желудка у всех «окруженцев». И Михаил Егорович этого не избежал. Через 3 дня — перемена расположения. Разместились в полуземлянках-полушалашах. Морозы стояли свирепые. Не хватало продуктов, по нескольку раз в день ели пюре из мёрзлой картошки. Почти не было тёплых вещей, многие бросили их в окружении. Соорудили баньку. Жили новостями и звуками с передовой.

Наши части перешли к обороне. Город Белый так и не взяли. Но радовались, что отвлекли много сил противника от Сталинграда, где развернулось грандиозное наступление наших войск.

Несмотря на горечь поражения, утешало сознание выполненного долга и боевой задачи. В дни тяжелых испытаний трусов оказалось ничтожное количество. Единицы перебежчиков были расстреляны.

Впереди новые бои. Сколько их будет ещё?

Новый 1943 год

Новый 1943 год Исанин встречал в Калининской области в лесу под селом Красный Холм. Недалеко передовая, наши войска в обороне. После декабрьского наступления советских войск немцы страшно нервничали.

Красноармейцы разместились в странных сооружениях: то ли землянках, то ли шалашах. Спали на земляных нарах, набросав туда еловых веток и соломы. Укрывались плащ-палатками, полушубками и шинелями. Налево от входа — два самодельных столика, где работали заведующий делами Костя Суранов и Филатыч, хотя Филатов — это его фамилия. Вместе с Исаниным располагались завскладом и командир хозотдела Семёнов.

В 12 часов ночи под Новый год подняли по стакану водки и выпили за всё, что чувствовали. Остальные легли спать, а Исанин с Семёновым сели писать письма жёнам.

Стояли здесь в обороне до 20 января. Потом переехали на новое место, опять по направлению к деревне Клемятино. Расположились в землянке с бревенчатым настилом. Дневного света не было, поэтому всегда горели коптилки. Просыпались утром, вылезали на свет божий умываться и видели себя в зеркале чёрными, как черти. Плевались чернотой, сморкались тоже.

Полк был брошен на оборону. Горячую пищу доставляли на самолётах. Вечером слышался заливистый смех, когда рассказывали о своих похождениях Семёнов или Митька, а Костя с увлечением слушал. Несколько раз расположение части обстреливали из миномётов. В этих случаях люди прятались в землянках, так как накаты из брёвен не пробивались даже артиллерийскими снарядами.

Фронтовая свадьба

«Из всех событий того времени, — отмечал Михаил Егорович, — заслуживают внимания только два случая: немецкая атака на один из батальонов бригады и женитьба Воскобоева.

Сначала о немецкой атаке

На одном из участков немцы решили прощупать нашу оборону. Выбрав тёплый день, они неожиданно двумя группами в 200–250 человек пошли к нашим окопам. Без всякой

артиллерийской подготовки. Но красноармейцы были начеку. Приблизившись к проволочным заграждениям, немцы рассыпались и, не встречая нашего огня, бросились с криками через проволоку. Наши молчали. Вот большинство уже преодолели проволочные заграждения, остальные карабкались через проволоку. Тут ударили наши пулемёты, миномёты. Сразу уложили с сотню гитлеровцев. Остальные бросились бежать, их отсекли миномётным огнём, и лишь человекам 40–50 удалось ускользнуть. Пойманные фрицы были легко ранены. Они рассказали, что их командир полка откуда- то получил сведенья, что этот участок обороняется женским батальоном. Наступающим было приказано разогнать наших женщин и притащить попавшихся в плен в виде трофеев. Действительность оказалась абсолютно иной.

 Теперь расскажу о женитьбе капитана Воскобоева

Числа 10 февраля в нашем полку появилась девушка-врач. Наполовину татарка, из Казани. Окончила Казанский медицинский институт. Сразу вокруг неё начали вертеться волокиты из числа штабных командиров, среди них и сам командир полка, его зам по политчасти, начштаба и другие. От ухажёров бедной Настеньке не было отбоя. Начал за ней ухаживать и Воскобоев. У него, между прочим, в октябре умерла жена, в Оренбурге остались две маленькие дочки. Воскобоев тяжело переживал смерть жены, отпрашивался домой, чтобы устроить детей. Но разве с передовой отпустят? По письму комполка детей поместили в детский дом.

На правах холостяка Воскобоев и приударил за доктором. А та оказалась девушкой не ветреной. Видя, что в таком окружении всё равно пропадёшь, заявила ухажёру, что если его намерения серьёзны, то она согласна стать его женой. Воскобоев подал рапорт командиру полка и получил разрешение на брак.

Свадьбы, как таковой, не было. Новоиспечённый муж сделал себе отдельную землянку и вечером 2 февраля пригласил меня на маленькое свадебное торжество. Как водится, выпили, закусили. Вдруг загремели разрывы. Противник начал бить по нашему расположению из тяжёлых миномётов.

Расхрабрившись, мы с Воскобоевым распевали песни, а молодая при первом же взрыве полезла, было, под стол, а потом тряслась, как в лихорадке. Первая брачная ночь была испорчена проклятыми фрицами. Я не помню, как добрался до своей землянки с этой фронтовой свадьбы.

(продолжение следует)

Екатерина Икконен, Алла Булгакова , Валентина Тимофеева