Наступил 1945 год
Все надеялись, что он будет последним годом войны и принесет победу над фашистской Германией. Уже с 1 января началась подготовка к выезду на фронт.
6 января корпус направился на запад. Двигались только по ночам, без огней.
9 января остановились в лесу. Устроились кто как мог — в шалашах, землянках. 12 января со страшным рёвом заговорила артиллерия. Началась артиллерийская подготовка перед наступлением войск 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова с Висловского плацдарма.
В приказе Военного совета 1-го Белорусского фронта говорилось о том, что пришло время рассчитаться с немцами за все злодеяния, перенести войну на территорию Германии и водрузить над Берлином Знамя Победы. Поступили сведения, что немецкая оборона взломана, и наша пехота продвинулась вперёд.
Из рассказа Исанина:
12 и 13 января я провёл на передовой. 14 января вся танковая армия, в том числе и наш механизированный корпус, двинулась в прорыв. Мощной колонной по мосту переехали Вислу. Вот он, плацдарм, откуда развернулось это знаменитое январское наступление. Вся местность носила следы последних боёв, когда немцы упорно стремились сбросить с плацдарма в Вислу наши войска. Колонна советских танков и автомашин на огромной скорости пошла вперёд.
Помню, в одной разрушенной деревне нам встретилось несколько подвод с ранеными, которые никак не могли проехать, ибо танки и машины шли непрерывно. Какой-то старшина, стоя на дороге, с восхищением кричал своим ездовым: „Мать твою, сколько их! Тут за сутки не проедешь!” А потом заорал: „Дуй, ребята, до Берлина!” Раненые приподнимались в повозках и махали руками. Впереди гремели орудия.
На территории Польши
Ночевали в лесу. Следующим вечером весь корпус пошёл в прорыв.
19-я механизированная бригада была головной. По каким-то дьявольским дорогам, настланным брёвнами, вытаскивали в темноте машины из выбоин, рискуя свалиться в болото. Всю ночь шла бригада, не зажигая огней. Никто не сомкнул глаз. Проехали какую-то речку. Переправой руководил сам командир корпуса. Выбравшись на другой берег, бригада рванула вперёд.
Помню, в одном населённом пункте на улице стояла толпа поляков. Высунувшись из машины, я крикнул: „Нех жие Польска!” В ответ раздались крики:„Нех жие!”, и в воздухе замелькали шапки.
Бригада пошла западнее Варшавы на север, чтобы ударить по отступающим немцам. Справа весь небосклон был покрыт клубами дыма. За 30 километров было видно, как горела многострадальная польская столица. Корпус сосредоточился на двух параллельных дорогах и двинулся по направлению к городу Кутно.
Перед нами стояла задача: ни на что не отвлекаясь, идти вперёд и вперёд, рвать коммуникации противника, сеять панику, не давать ему закрепиться на подготовленных рубежах.
По обочинам грудами лежали трупы
Пока еще территория Польши. Идём на город Сампольно, совсем маленький городок. Разгорелся короткий бой с немцами, засевшими в заранее подготовленных блиндажах. Когда началась артиллерийская стрельба, машины разъехались во все стороны. Мы остановились у одного домика, быстро изготовили обед. Часа через два всё затихло, и машины пошли дальше. Бросились догонять головной батальон бригады. По обочинам грудами лежали трупы. На дороге стояло несколько машин, рядом толпились люди.
Я подъехал и увидел страшную картину: впереди слева лежат тела расстрелянных. На коленях стоит человек в гражданской одежде, тычется головой в снег, а вся голова в крови. Я вылез из машины и крикнул: „Что ж вы его мучаете?” Тогда кто-то из стоящих рядом выстрелил из карабина раненому в затылок, и тот сунулся вперёд. Справа стояло в ряд человек 15 гражданских с поднятыми вверх руками. Около них с оружием наготове — солдаты и офицеры. Лейтенант из 1-го батальона, пьяный и с пистолетом в руке, закричал на одного из пленных: „Выходи, сволочь!” Подбежал майор, замполит танкового полка: „Что за самосуд? Немедленно прекратить! Отдам под трибунал!” Я тоже налетел на лейтенанта. Тот подбежал к пленному, рванул на нём пальто, и мы увидели мундир эсесовца. Лейтенант ударил его кулаком. А когда немец упал, выстрелил ему в затылок. Потом привели других.
Я сел в машину и помчался дальше. Спустился в ложбинку. Увидел впереди немецкую повозку, покрытую простынёй. Удивился, откуда она взялась, когда тут уже проехали наши. Сказал шофёру: „Смотри, немецкая телега!”
Шофёр загудел, повозка дёрнулась вправо. Поравнялись. Увидели возницу в гражданской одежде, а между ног — винтовка. Я на ходу выстрелил, и немец свалился. Шофёр притормозил. Наш повар подбежал к вознице, увидел, что тот ранен в шею, и прикончил его из автомата. Повозка была заполнена копчёной и некопчёной ветчиной. Рядом лежали чемоданы. Афанасьев открыл их: всё пусто. Мы немедленно с половину ветчины перебросили к себе в кузов. Остальное расхватали солдаты с машин, подошедших сзади. Отогнали лошадей и быстро покатили вперёд.
Опять какой-то городок. Подбежал один из моих тыловиков, Ян, и закричал: „Вон магазин, там сахар и крупы!”Я вскочил, подогнал нашу машину. Влетел в магазин, взял 3 куля сахара и крупы. Порвал портреты Гитлера, висевшие на стенах. Перельман нажал на газ, и мы покатили по дороге. Увидели, что впереди немецкие самолёты начали бомбить дорогу. По ней шли наши машины и множество подвод с польскими беженцами, выгнанными немцами из ближних деревень. Поляки уже стали возвращаться назад. При налёте авиации лучше двигаться, и я приказал шофёру: „Жми!” Увидел прямо на дороге машину боепитания, рядом стоял начхим. Высунувшись из кабины, я махнул ему рукой: езжай за мной. И мы опять помчались вперёд.
Вдруг увидели, что прямо на нас идут „мессершмитты”, обстреливая дорогу. Беженцы бросились врассыпную, стали падать женщины, лошади. Я опять крикнул шофёру: „Жми!” Страшный грохот позади. Не оглядываясь, долетели до лесочка. Дорогу впереди загородили танк и автомашина. Я соскочил с подножки и опять увидел самолёты.
Бросился под стоящий танк. Пули били рядом. Самолёт пролетел, и я вылез. Крикнул в перегородившую дорогу автомашину, что застрелю шофёра, если он немедленноне освободит нам путь. Шофёр подбежал, нажал на газ, и машина пошла вперёд.
Снова самолёты. Я опять бросился к танку. Вдруг прямо под ногами вздыбился снег, и обожгло ногу. Я упал и пополз под танк. Когда самолёт пролетел, мы бросились к нашей машине и на громадной скорости промчались километров 12 к городу Сампольно.
Остановились в каком-то дворе и стали ждать, когда подтянутся остальные машины. Ждали часа 2. Не выдержали и поехали назад. Прошла машина комбата. Доехали до машины боепитания. Оказалось, что она была повреждена при бомбёжке, а шофёр убит. Похоронили его ребята-миномётчики и какая-то польская девушка.
Пострадали от бомбёжки штаб корпуса и несколько машин 3-го батальона, погибло очень много беженцев. На дороге лежали трупы мужчин, женщин, детей в самых страшных позах. Везде валялись разбитые подводы, убитые лошади.
Встреча с поляками
Наш батальон собрался в лесу. Узнали, что тяжело ранен в грудь зампотех Мишка Бирюков. Ремлетучка увезла его в медсанбат.
Машину боепитания я поручил дотянуть до Сампольно машине лейтенанта батареи. Сразу после этого двинулись вперёд. Ехали всю ночь. А днём опять авианалёт.
Мы быстро свернулись и спрятались в лесу. Я укрыл артбатарею, начпрода Кузьмина послал догонять стрелковые роты. А он, как уехал, так и пропал. Накормил я артиллеристов, и они двинулись дальше. По какой-то причине я сам задержался.
Поехал дальше, не зная маршрута. Остановился в деревне. Выскочили польки и закричали:
„День добрый, пан!”
Я спросил:
„Красная Армия здесь была?”
„Нема, пан”. „А немцы давно ушли?”
„С годинку. То есть примерно час назад, пане!”
Повернул назад:
„Где Кутно?”
„Позади слева”.
Залетели в Кутно. Часть города горела.
Я спросил, где магазины. Показали налево. Поехал по улице и увидел, что её пересекает вся бригада. Вот и машины нашего батальона. Увидел, что начпрода в колонне нет, а у меня нет продуктов, ибо все запасы были в его машине. Даже хлеба нет. Подъехал к элеватору, подогнал машину поближе, нагрузил мешков восемь муки. Немного задержался. Когда поехали дальше, стало темно.
Добрались до посёлка Красновицы. На улице много машин. Вылез, чтобы узнать, нет ли среди них наших. Вдруг услышал голос начштаба Кузовского. Оказалось, он меня ищет по распоряжению комбата. Я сказал, что достал муку. Осталось только сварить завтрак. Но, главное, надо муку обменять на хлеб.
На улице девушки-польки и молодые женщины угощали кофе проходящих солдат. Маленькая девчушка схватила меня за руку и потянула за собой в дом, на второй этаж.
Мы пошли вместе с Кузовским. А там посреди большой комнаты — празднично накрытый стол: закуски, водка, вино. В комнате мужчина, женщина и три девушки. Поздоровались, я поцеловал у хозяйки руки.
Хозяин сказал, что они хотят угостить русских офицеров и очень просят не обидеть их отказом. Я объяснил, что если он мне к утру достанет хлеба за муку, то я готов остаться хоть до утра. Моментально вызвали какого то поляка из пекарни и договорились, что через 4 часа они отдадут мне весь немецкий хлеб, а мука им не нужна, она нам самим ещё сгодится».
Сели за стол, выпили до дна за победу над Германией, за Россию, за Польшу, за Красную Армию, за Войско Польское, за советско-польскую дружбу. Исанин попросил сыграть польский гимн «Ещё Польска не сгинела». Когда он запел, а офицеры встали, поляк заплакал. Сказал, что за гимн немцы арестовали бы. Кузовский после этого сыграл советский гимн. Потом хором пели русские песни, а девушки польки — свои, польские.
И в завершение девушки запели «Из-за острова на стрежень» Они запели на польском языке, а офицеры подхватили на русском. Ещё пели много частушек, потом девушки танцевали. Исанин с Кузовским приятно провели время и расстались с гостеприимными хозяевами в 4 часа утра. Им дали чуть ли не тонну хлеба. Ночью сварили прекрасный суп с клёцками. И гости ещё до рассвета поехали догонять батальон.
(Продолжение следует)
Екатерина Икконен, Алла Булгакова , Валентина Тимофеева