Старшина  Борисов

Из воспоминаний Михаила Егоровича Исанина:

«Дана команда „По машинам!” Солдаты собрались, я сел в кабину. Шофёр Костя Соловьёв сказал, что пока мы ходили, он нашёл бензоколонку, поговорил с хозяином-поляком и все машины заправил бензином. Я представил Костю к награде. Люди сели на крылья машины. Приказал старшине Борисову сесть в кузов, но он залез на крыло другой машины. Машины пошли вперёд.

К утру оказались в немецком имении.

Подошли остальные и рассказали, что старшина Борисов встал на крыло автомашины пульроты. На другом крыле сидел старшина пульроты, который приказал шофёру ехать. Тот пьяный послал его к чёртовой матери. Старшина схватил автомат, дал очередь и, ранив шофёра, сразил насмерть и нашего Борисова. Так нелепо погиб прекрасный парень. А убийца-старшина скрылся в тумане. Афанасьев в присутствии комбата заявил, что обязательно найдёт старшину пульроты и отомстит за Борисова.

А виновата, конечно, водка.

Польско-германская граница

Снова пошли вперёд. Немцев кругом множество. Но был приказ „Вперёд!”.

Добивать фашистов, оставшихся в нашем тылу, будет идущая за нами пехота.

С нетерпением ждали границы и всё спрашивали: „Когда же Германия?” Вот уже небольшой приграничный городок. „Ну, держись, Германия!” Именно это было написано на лицах солдат и офицеров.

И, наконец, довоенная польско-германская граница.

С польской Познаньской области перебрались в немецкую Померанию. Вдоль границы громадные противотанковые рвы. Подходим ближе, передние машины встали. Прошли танки и самоходки, пехота тоже пошла.

Немцы дали отпор. Застрочили пулемёты, забили пушки, закрякали мины.

Колонна остановилась сразу после моста. Левая сторона была забита немецкими беженцами. Везде лошади, подводы, женщины и дети. Многие дети и женщины плакали, хотя в суматохе их никто не трогал. Некоторые пытались на лошадях выехать в поле, но попадали под немецкий огонь. Падали лошади, люди. Крики, слёзы.

Прошли наши танки. В темноте, зацепив повозку, перевернули её вверх колёсами. Крики усилились. На дороге валялись раздавленные танками и самоходками в лепёшку человеческие трупы. Только по очертаниям можно было догадаться, что на шоссе раздавлен человек. Когда в темноте на них наступали, то слабо пружинило ногу.

Вдруг слева пошёл целый рой пуль. Раздались крики:

„Немцы!”

Машины в ямах не развернёшь. Все бросились в ямы, открыли огонь. Я увидел, как группа немцев перебегает через танковый ров к дороге и мосту. С моста била наша самоходка.
Отчаянно стреляли шофёры и все, кто мог держать оружие.

Немецкие пулемёты били с дистанции в километр. Видны вспышки огня. Самоходка забила по пулемёту. Вдруг всё умолкло.

Ненависть к изменникам

Подошёл к немецкой подводе. Под ней люди. Вылез мальчик:

„Ты немец?” „Нет, пан, я поляк”.

„Чего ж ты едешь с немцами?”

„Заставил хозяин, пан”.

Вдруг услышал справа:

„Позвольте объяснить, товарищ”.

По-русски выговорил с трудом.

„А ты что тут?”

„Дозвольте разъяснить. Замордовали нас проклятые, замордовали”.

„Ты откуда сам?”

„Ворошиловградский я, товарищ командир”.

„С какого года путешествуешь с немцами?”

„С 43-го года, товарищ”.

„Ты подожди меня товарищем называть. Ты почему от Ворошиловграда до Германии бежишь? Страшно в России оставаться?”

„Позвольте, товарищ”.

„Какой я тебе товарищ? Говори: полицай или староста? Товарищ? Одет ты в валенки, шапку, тёплые штаны, пальто. Уставные так не одеты. Какого года рождения?”

„1893 года”.

„Ага, стариков немцы не брали. Говори, сволочь, кто ты: полицай или староста”. Ударил его по морде. Ударил ещё и ещё раз:

„Говори, кем был”.

„Старостой я был, товарищ. Только дозвольте…”

„Отойди, сволочь!”

Вывел его к концу моста. Рядом ров. Выстрел, и староста полетел в ров. В сердце не было сожаления. От ненависти к изменникам раздирало грудь. Кажется, и глазом не моргнул бы, расстреляв их тысячу».

Громадный одноэтажный дом

Поступил приказ разворачивать машины. Расположились в ближайшем селе.

В Познанской области проживало много немцев, так как до 1919 года она принадлежала Германии, поэтому всё здесь во многом было устроено на немецкий лад.

Зашли в громадный одноэтажный дом. Хозяин немец сбежал. В маленькой комнате увидели пожилого мужчину, неподвижно сидевшего в кресле. Сказал, что он поляк. Произнёс это по-польски, с ударением на «о». Этот человек, местный житель, был женат на сестре сбежавшего хозяина. Его жена — чистокровная немка. Сам он 4 года назад на охоте упал с лошади и повредил позвоночник. Наступил паралич, и вот всё это время он прикован к креслу. Оставили поляка в покое и разместились по всему дому. На кухне полно немецких женщин-беженок, не успевших удрать. Я приказал женщин не трогать, не обижать и в кухню солдатам не заходить. В кухне орудовала только Верка, батальонный повар и парикмахер.

Но немки всё равно боялись выходить из кухни даже по естественной надобности. Справляли нужду в кухонное ведро, в уборную его выносила одна старушка, на которую, конечно, никто не польстился бы. Эти картины выводили Верку из себя, но ничего не поделаешь — приходилось терпеть.

Исанин разместился в кабинете хозяина, с прекрасной мебелью и роскошными коврами на полу. Так прошли день и ночь. Комбат приказал слить всё горючее в 4 машины артбатальона, а Исанину с тылом и миномётной батареей оставаться до подвоза горючего. Батальон на машинах артбатареи и самоходка пошли влево вдоль границы.

Таким образом, начальник тыла остался и за начальника гарнизона, и за комбата. В его подчинении — человек 15 тыловиков да минбатарея, человек 20. Были боеприпасы и 4 миномёта, но совершенно не было горючего. Баки машин пусты. Случись немецкий авианалёт, все машины будут уничтожены.

Перенесли миномёты в свой дом. Машины пристроили во дворе за домом в направлении ворот. На кабину передней машины поставили миномёт. Недалеко на улице стоял заглохший танк, в котором возились танкисты. Исанин спросил, когда отремонтируют. Ему ответили, что сами отремонтировать не могут, надо ждать ремлетучку. Рядом был бронетранспортёр бригады, тоже без горючего. Им командовал старшина, в будущем Герой Советского Союза. Договорились выдвинуть бронетранспортёр на перекресток улиц, поближе к дому, для обороны, так как на нём 2 пулемёта.

В селе не было видно никого из жителей. Все боялись высовывать нос. Верка ныла, твердила, что «немцы нас повырежут».

Нас отрезали

Исанин пошёл к танку. Из тыла на огромной скорости вылетела автомашина. Из кабины выскочил старший лейтенант, подбежал к нему и взволнованно крикнул:

«Вы тут старший?»

«Я», — ответил Исанин.

«Что ж стоите? Километрах в 10-и отсюда на шоссе вышли немцы. Я едва вырвался. Нас отрезали».

«Рассказывай толком».

«Наши самоходки под Чарникау. Я поехал в тыл. Заметил мотоцикл с коляской. На нём старший лейтенант, мотоциклист и ещё один солдат. Мотоцикл подъехал к домику, и сразу же раздались выстрелы. Я затормозил. Вижу: солдат бежит назад и кричит: «Немцы». Мы повернули и дали ходу сюда».

Солдат подтвердил, что при подъезде к домику их действительно обстреляли. Он сразу бросился на землю, а мотоцикл по инерции так и полетел к домику. Видимо, сидевший на мотоцикле старший лейтенант и мотоциклист погибли.

Из рассказа Исанина:

«Подошёл старшина. Стали думать, что делать. Выяснили, что немцев человек 100. Танк идти не может. Старший лейтенант приказал ехать и пробивать дорогу, потому что ему обязательно надо в тыл. Мы объяснили ему, что у нас нет горючего. Он моментально сбросил 2 бочки бензина, которым быстро заправили бронетранспортёр и 5 машин тыла. По тревоге собрались и с бронетранспортёром во главе полетели назад. Не доехав до домика метров 300, остановились.

Все, кто смог, рассыпались в щели. Бронетранспортёр на огромной скорости пошёл вперёд, непрерывно обстреливая домик и ближайшие сараи. Один сарай вспыхнул.

Мы заскочили на машины и подлетели к домику. Во дворе увидели трупы старшего лейтенанта и солдата, рядом разбитый мотоцикл. Везде разбросаны советские мундиры.

Пришла полька, хозяйка дома, и рассказала, что немцы тут переодевались в гражданское, потом ушли в соседний лес. Мы поставили 2 миномёта и пустили в лес штук 20 мин.

Постреляв по лесу, я повернул назад, а бронетранспортёр и старший лейтенант на машинах пошли в тыл.

Вернувшись, на перекрёстке встретил часовых. Ребята сходу оценили создавшееся положение и беспрекословно выполняли все приказания.

Страдающие  дети

Наступил вечер, стало темно.

В конце улицы появились наши самоходки. Мы страшно обрадовались — ну теперь не пропадём. Пришёл майор Дзюба — зампотех полка самоходок. Спросил:

„Вы старший?”

„Да”.

„Сколько вас здесь?”

„Садись, выпей, ешь пельмени, и будем говорить”.

Узнав, что начтыла — майор, Дзюба очень обрадовался.

Его с 8-ю самоходками послали догонять наш батальон, ибо вся бригада отстала на 60 — 70 км. Я дал ему маршрут, и мы договорились, что утром чуть свет выедем по маршруту. Он сказал, что горючего у него не более, чем на 20 километров.

Людей решили разместить в ближайших домах, а самоходки поставить на перекрёстках улиц для круговой обороны.

Я спросил, где старшина минбатальона. Солдат показал домик, куда тот ушёл.

Я зашёл в дом. В комнате горела свечка и полно детей в возрасте от грудных до 7–8 лет.

Старшина разговаривал с девушкой. Я спросил у неё:

„Чьи дети?”

Она ответила: „Всякие тут есть: немецкие, русские, польские”.

„А где родители?”

„Да ваши ж танкисты их родителей танками задавили”.

„Как так?”

Оказалось, догнав обоз, наши танкисты приняли беженцев за отступающих немцев и сходу открыли огонь прямо по обозу. Когда разобрались, многие уже были убиты и раздавлены. Осталось две немки и две девушки украинки, которые отступали с хозяевами.

Детей мы собрали в этот доме. Я дал конфетку девочке немке, пряник — мальчику. Сказал девочке, чтобы она сходила за едой на нашу кухню. Дети были голодными и дрожали от страха. В комнате то и дело раздавались писк и плач.

Ребятишки, пережившие кошмар, смотрели на меня широко раскрытыми глазами. Незнакомого русского дядю они тоже боялись. Сжималось сердце при взгляде на страдающих детей.

Прибежал солдат, сказал, что привезли горючее. Я, бросив всё, побежал. С горючим прибыл лейтенант Волков. Сразу заправили машины и самоходки. Только часа в 2 ночи я прилёг отдохнуть.

Проснулся — в моём кабинете полно людей. Оказалось, прибыл медсанвзвод. Многие спали прямо на ковре, какие-то девки жрали варенье и прочие фруктовые консервы прямо из банок. Вытащили всё из буфета в моей комнате. А я, прожив здесь почти двое суток, из щепетильности даже не заглянул в шкафы. Утром заблудившийся медсанвзвод поехал к бригаде, а мы с самоходками двинулись вперёд.

(продолжение  следует)

Екатерина Икконен, Алла Булгакова , Валентина Тимофеева