Своими воспоминаниями поделилась малолетняя узница Галышева (Алёшина до замужества) Татьяна Фёдоровна:
Нашу деревню заняли немцы
В 1941 году, когда началась война, мне было 7 лет. Наша семья в это время жила в деревне Клин Клетнянского района Брянской области.
Все мужчины нашей деревни ушли на фронт. Мой отец, Алёшин Федор Иванович, был с первых дней войны тоже призван на фронт.
Он прошёл всю войну, был ранен несколько раз, а в 1945 году получил очень серьезное ранение, после которого долго лечился в госпитале. Домой он вернулся с орденами и медалями только в 1947 году. Всё это время, моя мать Алёшина (Стародубцева до замужества) Ефимия Владимировна растила, кормила и оберегала своих пятерых детей. Ей было очень тяжело.
Немцы почти сразу пришли в Брянскую область. В начале войны немцы заняли и нашу деревню Клин. Немцы были холеные, хорошо одеты, обувь, форма. Я хорошо запомнила, сапоги у немцев были добротные, а у нас с обувью было плохо. Зимой мы носили лапти или онучи, лапти быстро рвались.
Немцы всё время ели шоколадки, а мы не знали, что это такое. Но среди немцев были и добрые, которые угощали детей кусочками шоколада. А были и такие, которым хотелось нас позлить: они сначала протягивали шоколадку, а потом убирали обратно и смеялись над нами. Мы плакали, а им было весело.
В соседнем доме разместился штаб, так как дом у соседей был побольше. Немцы постоянно дежурили, ходили по деревне, заходили в дома. Они любили играть на губной гармошке, я раньше не видела такого музыкального инструмента. Мы все слушали. Я помню, что один немец плохо, но говорил на нашем языке. Он спрашивал маму: «Зачем вы воюете, у нас скот лучше живёт, чем вы?». Да, мы жили бедно, но нас отец никогда не дразнил, не злил и не обманывал, а бить даже и в мыслях, наверно, не представлял, как дитя ударить.
Партизаны
Партизаны не давали покоя немцам, каждую ночь происходили налёты. Нападали на штаб, а утром немцы собирали всё население, отдельно ставили детей и взрослых. Наставляли пулемёты на взрослых и на нас, детей. Мы, помню, так громко плакали и кричали, было очень страшно. Немцы спрашивали: «Кто из нас помогает партизанам?».
Моя тётя, Ефросинья Владимировна Стародубцева помогала партизанам. Она была учительницей немецкого языка и если что-то услышит, узнает или увидит, передавала эти сведения партизанам. Её предали… Немцы схватили её и увезли, а потом мы узнали, что её повесили, но перед этим зверски издевались и пытали. Из-за того, что партизаны совершали взрывы, нападения, немцы следили за всеми.
Однажды увидев у леса двух мальчишек, решили, что они помогают партизанам. Мальчишек привели к штабу, привязали за ноги к коню и стегали его, чтобы он галопом мчал. Всё это происходило на глазах у родных. Коня остановили только после смерти мальчишек.
Партизаны жалели население, ведь раньше не было сотовых телефонов и они ходили по деревням, а это за 5 и даже 20 километров и сообщали, что идут каратели. Тогда жители деревень в ночь собирались и бежали в лес. Брянские леса были дремучие, немцы туда боялись соваться. В лесу со всех ближних деревень собирались жители.
Каратели пытали, мучили, издевались, сжигали дома, бани, а когда дома почти все сожгли, нас всех погнали по дороге. Сначала из деревни Клин Брянской области в Рославль, а дальше до Смоленска.
В лагерях
Были мы в разных лагерях. Подростков отбирали для работы, а нас, кто поменьше, оставляли с мамами. Кормили в лагерях очень плохо, помоями. Меня постоянно рвало от этой еды. Когда мы жили в своём доме, в оккупации, то мама решила сделать запасы, она картошку тёрла и делала крахмал. А когда нас погнали в лагерь, то этот крахмал она взяла с собой и варила нам на костре, добавляя в воду. Многие умирали от голода, а наша мама смогла нас уберечь. Правда, помню говорила всё, что Танька то (это я) слабенькая, не выживет, не будем ей давать крахмал. Видимо голод был организму на пользу. Господь помог нашей семье.
Лагеря были разные. Мы сидели и в домах, и на улице, и в бараках, и в банях, и за колючей проволокой. От Смоленска погнали нас в город Борисов в Белоруссию. Сидели там в лагере за колючей проволокой. Нас готовили к отправке в Германию, всех побрили, но мам всё равно гоняли на работу куда-то, а нас, детей, оставляли в лагере одних. Вечером матери возвращались. В этом лагере мы сидели до 1944 года. Немцы нас перед освобождением не кормили, были злые. А в июне или июле 1944 года Красная Армия освободила нас из лагеря. Мы радовались, плакали.
Возвращение домой
Возвращались мы домой и пешком, и на товарных поездах с ранеными. Они стонали, кричали, было очень страшно и смотреть, и слушать. Мы добрались до дома, но домов в нашей деревне не было ни одного, остались только трубы. Жили мы в землянках. Выкапывали яму, покрыли хвоей и корой, получалась землянка. Собирали мороженую картошку на полях, а летом траву (крапиву, лебеду) и ягоды с грибами, у нас в лесах их много было. Нашей семье помогал мой дедушка – Стародубцев Владимир (он на фронт не был взят, ему было за 70 лет, а прожил до 101 года в деревне Клин). Жить в землянке было очень трудно, холодно и многие заболели тифом. Был педикулез (вши) и скабиеc (чесотка).Умер мой брат, умирали и взрослые. Очень трудно было, но мы выжили.
Мой отец, Алёшин Федор Иванович, после госпиталя был в санатории, где познакомился с писателем Шолоховым. Отец много рассказывал ему о войне и потом Шолохов сообщил отцу, что многие подробности и события из жизни отца вошли в его роман.
Моя родная тётя Алёшина Ксения Ивановна прошла всю войну, была медсестрой, она награждена орденами и медалями. Жила в городе, в Брянске. Ксения Ивановна работала сначала с детьми, она их очень любила, но своих не было, а потом работала в Брянской церкви. Жила в келье, где висела её гимнастёрка с медалями.
Война навсегда осталась в моей памяти, я до сих пор боюсь взрывов. Я не хожу на салют, хотя это красиво, только по телевизору смотрю».
Анастасия Семенцова, Валентина Тимофеева
