"Вечный огонь"

Сайт добровольческого объединения «Патриот»
Дневники ветеранов

Дневники Исанина. Часть 1 Предчувствие большой беды

Пролог

1928г.

Михаил Егорович Исанин родился 5 июня 1905 года в Кемеровской области. В 1936 году окончил Московский институт советской кооперативной торговли (МИСКТ), приобрёл специальность экономиста.

Его дочь, Людмила Михайловна Кирсанова, уже 35 лет живет в Новгороде. Совсем недавно она узнала о существовании дневников отца. Несколько месяцев назад из Узбекистана приезжала в гости сестра и привезла четыре убористо исписанных блокнота. Старые чернила местами расплылись и выцвели, но  многие записи читаются отчётливо. Эти блокноты много лет пылились в кладовке и только чудом сохранились до настоящего времени. Михаил Егорович то ли не придавал значения своим сочинениям, то ли не хотел посвящать близких в тайны своих дневников, но об этих записях никто из членов семьи ничего не знал.

Узбекистан

Москва.1936г. Студент 4 курса Московского института совет. торговли

23 августа 1939 года в Москве был заключён Пакт о ненападении между Советским Союзом и Германией. Подписывая договор, советское руководство объявило о своём намерении обеспечить безопасность страны. Однако последующие события — нападение Германии на Польшу, оккупация Дании, Франции, Бельгии, Нидерландов — показали всему миру, что подписи Гитлера под договором верить нельзя.

Уже в 1940 году по стране стали расползаться слухи о неизбежности войны с Германией. Люди жили в постоянной тревоге, всех томило тяжёлое предчувствие большой беды.

«Помню, — пишет Михаил Егорович, — в то время рассказывали такой анекдот.

Товарищ Молотов будто бы спросил у Гитлера, чем объясняется концентрация германских войск в Польше, на границе с СССР. Гитлер ответил, что дравшиеся во Франции войска отведены в Польшу на отдых. В свою очередь спросил у Молотова, чем объясняется концентрация советских войск на западной границе страны. Молотов любезно ответил, что присутствие советских войск объясняется исключительно необходимостью охраны отдыхающих немцев».

Последнее мирное утро страны

1943г. г. Самарканд

22 июня 41-го года в Самарканде, как и всегда летом, был прекрасный солнечный день. Наскоро позавтракав, Михаил Егорович часам к 10 утра отправился в контору. В выходной там никого не было, и можно было без суеты немного подтянуть служебные дела. Управившись с делами, примерно в час дня пошёл на квартиру к Ивану Семёновичу Коваленко, с которым его в течение 5 лет связывали работа в Облпотребсоюзе и крепкие товарищеские отношения.

«Надо сказать, — шутит Исанин, — что Иван Семёнович был большим любителем выпить и закусить. Совместные трапезы вообще играли важную роль в нашем содружестве. Жена Коваленко, Анна Ивановна, была хлебосольной хозяйкой и, как никто другой из нашей компании, умела приготовить товарищеский обед или ужин. Своего друга, как гоголевского Манилова, я застал в халате. Он предложил мне принять душ, лично им устроенный во дворе. А дальше, естественно, предполагался воскресный обед в его доме. Хорошо известная мне 3-литровая ёмкость с водкой заманчиво блестела в шкафу. Выйдя из душа, увидел, что на столе уже стоит наш любимый пузатый графин, а на тарелке лежат нарезанные помидоры и огурчики. Анна Ивановна колдовала в кухне над супом. Поболтав минут 10 и изрядно истомившись, мы решили не дожидаться супа, а выпить по рюмашке для разогрева. Выпили, закусили. Включили радио и через

несколько минут услышали знакомый голос народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова. Нарком выступал нечасто. Значит, это неспроста. Что-то тоскливо сжало сердце. Говорю: „Иван Семенович, однако, война”.

Молотов начал речь. Его слова оглушающе били в уши. Я сидел, и передо мной проплывали в воображении картины этого поначалу такого счастливого, такого солнечного утра. Потому и запечатлелась в памяти каждая деталь, что это было последнее мирное утро страны. Недобрая весть вырвалась из открытого окна, и уже через несколько минут во дворе собрались люди.

Выйдя на крыльцо, я почему-то сказал: „Ну что вы собрались? Вот вам и война”.

Помню, как зарыдала какая-то женщина и, шатаясь, пошла по тротуару. Вмиг разбежались дети. О праздничном обеде все забыли. Я попрощался с хозяевами и с тяжёлым сердцем пошёл домой. А там уже всё знали. Было тревожно на душе, и всё же я оптимистично смотрел на положение дел. Мной владело какое-то дикое, ура -патриотическое настроение. Я считал, что война закончится в течение месяца и, конечно, нашей победой.

Вечером было в кино. Перед началом сеанса выступали руководящие работники обкома партии. Как призыв раздавалось: „Мы победим!” В ответ — гром аплодисментов и крики „ура!!!” А женщины плакали…

О войне размышляли, её ждали. И всё же надеялись на чудо, поэтому война в нашу жизнь ворвалась внезапно. Но была наивная, святая вера в наши силы, в то, что мы готовы к отпору. Мы верили в нашу правоту, в неизбежность нашей победы. Так закончился этот страшный день в истории страны».

Нерадостные вести с фронта

В ряде военных округов была объявлена всеобщая мобилизация, а в Узбекистане этого не было. Вызывали в райвоенкоматы только отдельных запасников из комсостава. Михаил Егорович ходил в военкомат, но ему сказали: «Будете нужны — получите повестку». В городе постоянно проводились собрания, говорили о недопустимости паникёрства, об усилении работы с людьми.

С фронтов шли нерадостные вести. Фашистские полчища всё дальше и дальше лезли на нашу землю. Обливаясь кровью, наша армия сдавала врагу город за городом. Оставлены Смоленск, Вильнюс, Львов, Рига. Носились слухи о невиданной доныне немецкой технике — танках, вездеходах, автоматах, об огромном количестве авиации и, конечно, о новинке — пикирующих бомбардировщиках. Говорили об измене некоторых советских генералов, о панически отступающих наших войсках, о применяемых противником авиадесантах. Исанин вспоминал:

«Слышишь такое и не находишь себе места. Обида за поражение теснит грудь, гложет сердце. Ненависть к врагу душит горло. Но вот прошла растерянность первых дней. Создан Государственный комитет обороны под руководством И. В. Сталина. 3 июля он выступил по радио. Миллионы людей, затаив дыхание, слушали слова вождя. Долгие годы будут учить историки и наши потомки его речь, которая является образцом политической мудрости, государственного и военного таланта. Сталин в своей речи наметил ближайшие задачи и, не скрывая серьезности момента, говорил о неизбежности поражения Германии, призывал все народы СССР сплотиться вокруг партии Ленина. Война европейская стала для нас войной отечественной. Пророческие слова — „Смерть немецким захватчикам! Наше дело правое! Мы победим!” мы повторяли, как заклинание.

Уже конец июля, а вести с фронта всё такие же нерадостные. Враг рвётся к Ленинграду, Москве, Туле, Севастополю — городу русской боевой славы.

Беженцы

Июль-1941г.

В Самарканд стали прибывать беженцы, распространяя панические слухи о непобедимости фашистских полчищ. Появились дети, потерявшие своих родителей. Беженцев устраивали в районы, на работу в колхозы. А в устройстве детей проявились не только организация советского государства, но и, главное, душа нашего народа. Мне сейчас вспоминается незабываемая картина.

На вокзал прибыл эшелон детей-сирот. Горком партии по всем коллективам  немедленно разослал телеграмму: провести летучие собрания и всех малышей разобрать по домам. Временно или постоянно — кто как может. После работы сотни женщин и девушек шли на станцию. Дети находились в здании вокзала, в столовой, в саду. Возраст у детей самый разный: от грудных до 15–16-летних подростков. Малыши лежали, ползали, ходили, переваливаясь. Плакали и смеялись, бегали, играли, видимо, не сознавая полностью трагизма всего происходящего. У многих в глазах застыл испуг, у некоторых были перевязаны раны. Навзрыд плакали наши женщины, обнимая и лаская ребятишек. И не одна сонная детская головка покоилась на громадной груди какой-нибудь Матрёны Ивановны. Женщины отбирали себе детишек. Тут же записывался адрес новой матери. И вот уже видишь, как Матрёна Ивановна, обливаясь слезами, потащила на руках какую-нибудь Наточку или Гришу к себе домой. И люди не стыдились этих слёз. Прекрасно проявили себя в этом деле председатели ближних колхозов. Помню, как на станцию прибыл председатель колхоза-миллионера. Узбек в красивом цветном халате ходил по саду и, показывая пальцем, говорил:

„Ах, хорош. Садись по два”.

Он взял 100 ребятишек и около 20 женщин, разместил их на трёх арбах. Ещё раньше колхоз переделал клуб под детский дом, выделив детям продукты и, кажется, 100 000 рублей деньгами.

Помню, как, однажды приехав в город, он потребовал от власти 1000 метров мануфактуры и конфет для детдомовских детей.

„Нет, вам не победить нас, господа немцы, — думал я, глядя на эту картину. — Слишком велика душа нашего народа. Вы не поняли и никогда не поймёте нас.”

Первый большой успех нашей армии

Война. Всё для фронта. Это значит: сокращение штатов, увеличение нагрузки на каждого работника, меньше писанины и бумажной волокиты, больше конкретных указаний. Я постоянно находился в районах, принимая необходимые решения прямо на месте.

Наступил ноябрь. Враг стоял у Москвы. Правительство переехало в Куйбышев, но Сталин остался в Кремле. Это главное.

7 ноября на Красной площади прозвучала его речь. Да, враг будет разбит. Великая освободительная миссия выпала нашей Красной Армии. Во главе обороны Москвы встал Георгий Константинович Жуков. Именно здесь взошла его звезда. Москва стояла насмерть. И вот первый большой успех нашей армии — разгром немецких войск под Москвой!

Новый 1942 год. Сколько ещё горя предстояло вынести в этом году нашим людям! Враг остановлен и даже отброшен от Москвы. Но в блокаде Ленинград, идут ожесточённые бои на юге Украины, в Воронеже, на Ростовском направлении. Утешение и поддержку я черпал в словах Сталина, сказанных им 7 ноября 41-го года на Красной площади:„Ещё несколько месяцев, полгода, может быть, годик и фашистская Германия падёт под тяжестью своих преступлений”.

Находились скептики, но я верил не только в слова вождя, но, прежде всего, в силу и несгибаемый дух советского народа».

Военная Академия

14 января 42-го года Исанина вызвали в горвоенкомат, предложили немедленно выехать в Ташкент, в Академию Красной Армии. Наконец-то! Страшно надоела (осточертела!) работа в глубоком тылу. Желание быстрее оказаться в армии и окунуться в армейские будни было огромным!

В течении дня Михаил Егорович сдал все дела своему заместителю и уже вечером выехал в Ташкент. Жена Лиза провожала спокойно — ведь муж ехал не на фронт, да и не так далеко от Самарканда, а, значит, будет ещё возможность увидеться.

15 января Исанина зачислили слушателем Военной академии.

В годы войны академия перешла на обучение по ускоренным курсам — с сентября 1941 года учились по шестимесячной программе. Она готовила не только боевых командиров, но и помощников командиров полков по хозяйственной части. Состав слушателей был самым разным. Одни были с высшим (чаще всего, экономическим или педагогическим) образованием, другие — со средним, а то и вовсе с начальным. Но все были опытными хозяйственниками в различных отраслях.

Исанин попал в группу, где практически все имели высшее образование.

Военная обстановка заставляла подтянуться: подъем, физзарядка, умывание, завтрак, занятия, обед, самостоятельная работа, ужин, отбой. Занятия длились по 11–12 часов. Начальник курса — майор, начальник факультета — полковник, начальник академии — генерал— майор, преподаватели — все званием не ниже капитана, в основном, полковники, генералы. Программу проходили очень быстро, ускоренными темпами. Исанин прекрасно успевал по всем предметам. Строевых занятий и всего того, без чего на фронте можно обойтись, не было

совсем. В город не пускали. Весной начались полевые учения по тактике.

Михаил Егорович продолжил свой рассказ:

«Мы, курсанты, сразу же осваивали обязанности старшего комсостава: начштаба и командира батальона, затем — должности командования полка. Учения, конечно, не создавали полной картины фронтовой жизни, хотя и руководил ими опытный наставник, генерал-майор.

Екатерина Икконен

Наступил июнь. Уже разрешали выходить в город, и я несколько раз навещал своего приятеля Виктора. На практику сроком на один месяц нас направили в Ашхабад. Проездом, на станции в Самарканде, видел Лизу. Похудела, пожаловалась, что живут неважно. Месяц валяли дурака в Ашхабаде, в батальоне аэродромного обслуживания, — настолько всё было просто. За двое суток до окончания практики уехали в Самарканд ,и я целых два дня провёл дома. Провожая меня, очень плакала Лиза. Её тоскливое настроение передалось мне. Я предчувствовал, что долго её не увижу. Договорились, что Лиза приедет в Ташкент, когда меня будут отправлять на фронт.

Вечером 10 июля вызвали ряд слушателей и приказали немедленно выехать в Москву в распоряжение управления Красной Армии. Было понятно, что застать меня Лиза уже всё равно не сможет, поэтому с вокзала дал телеграмму: „Выезжаю в Москву. Не беспокойтесь. Целую. Михаил”».

(продолжение следует)

Екатерина Икконен, Алла Булгакова , Валентина Тимофеева.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *