Пленные  немцы

Из воспоминаний Михаила Егоровича Исанина:

Проскочив улицы Шпандау, мы вышли из  Берлина  и захватили аэродром, на котором было много абсолютно целых самолётов, но без горючего. Обслуживающий персонал аэродрома сдался без сопротивления.

Остановились в каком-то пригороде. Сплошные коттеджи, зелень, цветы и огороды.

Немецкие солдаты выходили из домов и сдавались целыми группами. Помню, как из одного двора вышло человек 20 немцев, тащивших по земле винтовки, и с поднятой вверх правой рукой. Наши солдаты направили на них автоматы и винтовки, приказали: „Бросай оружие”, „Руки вверх”.

Те, не понимая по-русски, продолжали идти навстречу.

Кто-то догадался крикнуть по-немецки: „Бросай оружие”. Тогда они бросили. Я подошёл к ним и через солдата-переводчика выяснил, что офицеров и эсэсовцев среди немцев нет.

Подобрал лежащую на земле винтовку. Зная, что везти оружие нет возможности, а оставить на месте — растащат, я поднял винтовку прикладом вверх и ударил ею о землю. Приклад отлетел. Немцы, довольные, заговорили: „Гут, гут, война — капут, Гитлер — капут”. Их отвели к штабу бригады, куда пленных гнали со всех сторон.

Автотехник привёз на легковой машине немецкого полковника. Это был грузный мужчина лет 50-и в пилотке, но в штатском костюме, надетом прямо на мундир.

Немец переоделся, хотел скрыться, надеялся пробраться домой в Берлин. Рассказал, что его полк разбежался, как только узнал, что Берлин капитулировал. Его тоже увели в штаб бригады.

У штаба уже скопилось больше 1000 военнопленных.

Солдаты, унтер-офицеры и офицеры, до подполковника включительно.

Когда пленного полковника подвели к начальнику штаба бригады подполковнику Мясникову, то немец подтянулся и отдал честь. Мясников тоже козырнул и через переводчика стал с ним разговаривать. Пристыдил немца за оскорбление мундира, за переодевание. Немец смутился и, сбросив с себя пиджак, передал его солдату-ординарцу, захваченному в плен вместе с ним.

Через некоторое время подполковник Мясников приказал всем военнопленным построиться на дороге. Переводчик крикнул по-немецки. Немцы построились.

Подозвав пленного полковника, Мясников предложил ему как старшему в чине построить колонну, впереди поставить офицеров по старшинству и, сосчитав людей, доложить. Немец сначала отказывался, а потом, выйдя в середину, начал резким голосом командовать.

Удивительное дело — все немцы вытянулись в строю и пожирали полковника глазами. Была полная тишина, только передвигались люди, офицеры переходили в первые ряды.

Подполковник Мясников стоял в стороне с часами в руках.

Перестройка заняла 12 минут.

Отрапортовав Мясникову, немецкий офицер скомандовал:

„Вольно”.

Сестра милосердия

В колонне, в середине первой шеренги, рядом с молодым красивым офицером стояла очень красивая высокая девушка в пилотке, мундире, спортивных брюках, но в туфлях и с сумкой через плечо. На сумке красный крест.

Мясников спросил, что за девушка. Вытянувшись, как на смотру, офицер объяснил через переводчика, что это его сестра. Она — сестра милосердия, на фронт пошла добровольно. Офицер очень просил их не разлучать, чтобы в плен идти вместе. Он был бледен, на глазах заблестели слёзы, девушка заплакала. Подполковник Мясников сказал, что мы с женщинами не воюем. Пусть девушка выйдет из колонны и идёт домой.

Все очень удивились, офицеры оживлённо заговорили между собой, а солдаты стояли с бесстрастным видом. Мясников ещё раз подтвердил свои слова, разрешив офицеру и девушке выйти из колонны. Они вышли.

Подполковник приказал немецкому офицеру вести колонну в Бернау, дал в сопровождение старшину и солдата-автоматчика. Полковник резко скомандовал.

Все замерли. Снова команда. Резко ударили сапоги о мостовую, и строевым шагом колонна пошла по шоссе к Бернау. Офицер попрощался с сестрой, поцеловал её, и бросился догонять колонну. Девушка стояла и смотрела вслед заплаканными глазами.

Подойдя к подполковнику, она объяснила, что в сумке медикаменты. Тот, вызвав одного из врачей, велел взять у неё сумку.

Немка сказала, что она из Берлина, но идти туда боится, пойдёт к знакомым в этом пригороде. Мясников вызвал пожилого солдата и объяснил девушке, что её проводит солдат, откозырял и пожелал ей счастливого пути. Немка подала ему руку, повторяя „Данке шён, данке шён (благодарю)”. Офицер, щёлкнув каблуками, пожал ей руку, и девушка с солдатом пошли от штаба.

Наши офицеры зубоскалили над солдатом по поводу хорошенькой „фройляйн”. Солдат смеялся, говорил, что он, „ей-ей, женился бы на такой немочке, а свою старуху бросил бы”. Подполковник был прав, посылая с девушкой немолодого солдата. Тот скоро вернулся и сообщил подполковнику, что девушку пришлось отбивать от ухажёров чуть ли не автоматом. Все кругом смеялись.

Когда конец войны?

А по шоссе сплошным потоком шли танки, самоходки, автомашины, транспортёры. По одной дороге двигались танковый и механизированный корпуса. Двинулись и мы своей колонной, в три ряда.

Больше города не встречались, боевых операций и пленных не было.

Поздно вечером бригада зашла в лес и расположилась прямо у машин. Костров не разводили. Шли разговоры, что где-то близко англичане, другие говорили, что мы пойдём навстречу англичанам на реку Эльбу, однако шоссе вело на Гамбург.

Мне казалось, что мы пойдём на Гамбург, чтобы опередить англичан.

Наутро приехали на другое место. Было приказано окапывать машины.

Положение неопределённое: то ли воевать будем, то ли ехать куда-нибудь. Ничего не могли сказать ни командиры бригады, ни политсостав. Было известно только, что советские части соединились на Эльбе с войсками союзников.

„Где же немецкие войска? Когда конец войны?” — всё время спрашивали солдаты.

Я думал о том, что походы скоро закончатся и придётся устраиваться основательно. Поэтому послал солдат на какой-то разбитый вокзал, и они собрали много столовой посуды, кухонных и прочих вещей, необходимых в хозяйстве.

7 мая командир бригады приказал разбивать лагерь.

„Значит, воевать, видимо, уже не придётся”, — говорили все кругом.

Стали разбивать дорожки, делать шалаши из ветвей, толя и бумаги. Я уже планировал расположение своего хозяйства.

Капитуляция Германии

8 мая в бригаду прибыло пополнение — около 800 человек солдат, бывших узников концлагерей. Я отвечал за их кормёжку. Поспать не удалось, так как пополнение пришло ночью. Их сразу же накормили кашей.

В 6 часов — подъём, и вдруг в соседних частях закричали: „Ура! Ура! Ура!”

„Ну, — думаю, — войне конец”. Пошёл в штабной шалаш, и там сияющий телефонист сказал мне, что час назад сообщили о капитуляции Германии.

Приказали сразу после подъёма провести митинги.

Я пошёл в свой шалаш, разбудил начфина и парторга, безмятежно спавших, и сообщил им эту новость. Какой-то клубок подкатился к горлу, и я прилёг на постель.

Итак, свершилось!

Сбылись слова Сталина. Враг разбит, победа за нами.

Придя к своим солдатам, я сообщил им об окончании войны и капитуляции Германии, о победе.

Спешно разработали меню-раскладку для праздничного обеда. Я целый день был занят хозяйственными делами. Вместо 200 грамм водки на человека в день получили по 200 грамм неразведённого спирта (как-то ошиблись на армейском складе, посчитав трофейный спирт за водку, возможно, с умыслом).

Часов в 5 дня был устроен прекрасный обед вместе для солдат и офицеров.

Командир бригады ходил по батальонам и поздравлял всех с праздником Победы.

Выпили все хорошо.

Когда общий обед закончился, пообедал и я, выпил и лёг спать в шалаше сапожников. Отовсюду по лесу раздавались песни и стрельба.

Вечером опять был ужин с выпивкой.

Когда стемнело, солдаты самовольно устроили салют.

Палили в воздух из пистолетов, автоматов, винтовок, пулемётов. Били простыми и трассирующими пулями. Поднялась такая стрельба, будто настоящий бой.

Артиллеристы умудрились было задрать пушку и бабахнуть разок в небо, но их разогнали. Поздно ночью утихла стрельба, везде ярко горели костры, уже не маскировались. У костров сидели солдаты и разговаривали. Напрасно дежурные гнали солдат спать. Никому не хотелось уходить.

Офицеры пировали в своей походной столовой, раздавалась музыка, песни, плясали, кто во что горазд. Лишь с зарёй умолк лесной лагерь.

Перед глазами прошли  4 года войны

Я лежал на земле, курил, глядел на звёзды, а перед глазами проходили 4 года войны.

Отступление. Оставлены врагу Украина, Белоруссия, Прибалтика. Фашисты под Москвой. Вселяющий в нас уверенность голос вождя. Первый удар, нанесённый гитлеровцам у стен столицы в холодные дни ноября–декабря 41-го года.

Учёба в Академии. Ташкент начала 42-го года.

Немецкое наступление на юге летом 42-го года. Сдача Ростова. Прорыв немцев к Сталинграду и на Кавказ.

Первые бои, где я участвовал в ноябре–декабре 42-го года, под городом Белым, на Калининском фронте. Испытание духа и нервов в окружении.

Бои 43-го года на Украине. Знаменитая Новгородка. Формирование в районе Павлограда.

Снова бои в Белоруссии, освобождение Польши. Снова формирование.

Знаменитый, незабываемый поход в январе–феврале 45‑го года от Вислы до Одера. Ворвались в Германию, и она запылала. Мщение и смерть мы несли в своей груди. Горела кругом земля злодеев и убийц. Плакали женщины Германии. Ужас и смерть носились кругом.

Страшны мы, русские, в своём гневе. Наконец, последний удар. Бросок от Одера до Берлина. Вот оно, в развалинах и пожарах, логово фашистского зверя.

Лавиной, сметающей всё на своём пути, шла наша армия.

Дрались в подвалах, на чердаках, крышах, в подземельях метрополитена. Ничто не могло остановить нас. Второй раз в истории русские взяли Берлин, и победные русские знамёна развеваются над ним.

Вновь раздаются русские песни в центре Германии, и казаки поят своих коней в Шпрее.

Пылающий, разгромленный Берлин. Долгие годы он будет стоять как символ позора Германии.

Крах гитлеровской авантюры. Где вы, безумцы Гитлер, Геббельс и другие, увлёкшие немецкий народ на путь разбоя?

Горе вам, немцы, что пошли за разбойниками. Чем вы будете расплачиваться за оскорбление народов?

Шли мысли: будет ли сохранено единство между странами-победительницами: СССР, США и Англией? Какова будет судьба мирового сообщества?

Шли мысли: погибшие на глазах фронтовые товарищи — сколько их?

Вечная память положившим свои жизни на алтарь свободы и независимости нашей Родины! Честь и слава оставшимся в живых!

Бежали картины: Белый, Москва, солнечный Самарканд.

Шли мысли: о доме, о семье. Жена, дети, сестра. Как тяжело они жили, родные, в эти военные годы. Как, вероятно, радуются сейчас окончанию этой кровавой войны.

Шли мысли: что же дальше? Будет ли немедленно демобилизация?

Вероятно. Солдаты поедут домой на Родину, к семьям, к родным. А ведь многим и ехать некуда.

Когда будет демобилизация офицерского состава?

Не сроднился ли я с армией? Не остаться ли в новой профессии? Кажется, поздно по годам.

Что будет с послевоенной Германией? Ведь мы пришли сюда всерьёз и надолго.

Останемся ли мы на территории, или наша танковая армада будет отведена в СССР?

Такие мысли чередовались между собой.

А над головой блестели яркие звёзды. Такие же, как у нас в России, на Родине».

Екатерина Икконен, Алла Булгакова , Валентина Тимофеева

Весь коллектив сайта выражает свою искреннюю благодарность Людмиле Михайловне Кирсановой, дочери Михаила Егоровича Исанина, автора опубликованных дневников.

Его дочь, Людмила Михайловна Кирсанова, уже 35 лет живет в Новгороде. Совсем недавно она узнала о существовании дневников отца. Несколько месяцев назад из Узбекистана приезжала в гости сестра и привезла четыре убористо исписанных блокнота. Старые чернила местами расплылись и выцвели, но  многие записи читаются отчётливо. Эти блокноты много лет пылились в кладовке и только чудом сохранились до настоящего времени. Михаил Егорович то ли не придавал значения своим сочинениям, то ли не хотел посвящать близких в тайны своих дневников, но об этих записях никто из членов семьи ничего не знал.