Высокая награда
Вернувшись из госпиталя в Будапешт, в свой 103-й миномётный полк, Сергей Иванович получил 31 декабря 44-го года из рук командира полка орден Александра Невского, которым был награждён за Ясско-Кишинёвскую операцию. Встречу ему устроили незабываемую. Командир произнёс такие слова: «Не посылали его тебе, знали — вернёшься». Так оно и случилось.
Иванова интересовала судьба руководства бригады, попавшего в плен в день его ранения. Оказалось, в бригаде есть сведения: все пленники содержатся в венгерском лагере военнопленных, в городе-крепости Кладно на венгерско-чехословацкой границе. Все живы, здоровы.
1 января С. А. Иванова назначили командиром дивизиона.
Апольский А.В.
Продолжение рассказа ветерана:
«Уже в конце марта или в начале апреля 45-го года про изошло странное событие. Утром, как было принято, в доме, где квартировал командир полка майор П. Е. Власов, мы, два командира дивизионов, собрались на обычный инструктаж.
Но ещё до начала совещания открылась дверь, и, к нашему удивлению, в комнату вошёл подполковник, бывший начальник штаба бригады А. В. Апольский, в своей прежней форме, со всеми знаками отличия, с орденами и пистолетом на боку. Мы все трое, младшие по званию, встали, приветствовали его по форме и были крайне озадачены — из плена и к нам, на служебное совещание?
Комполка немедленно вышел из комнаты, объяснив это какой-то бытовой причиной, и позвонил в штаб дивизии.
Там уже обо всём знали и приказали подполковнику прибыть завтра за новым назначением. Апольский вернулся в наш полк на должность заместителя командира полка. Комполка прикрепил его к моему дивизиону.
Времени у нас было много, и Апольский рассказал мне обо всём произошедшем.
Венгерский лагерь
Лагерь был венгерский, начальник лагеря — полковник венгерских войск. Для советских пленников определили отдельные помещения, создали идеальные санитарно-гигиенические условия, кормили с офицерской кухни. Доступ к ним — только для оказания бытовых услуг. Их даже ни разу не допросили. Создали библиотеку на русском языке.
Так они вольготно проживали в лагере в течение 4-х месяцев.
Однажды на территорию лагеря въехал на легковой автомашине немецкий генерал. Он потребовал у начальника лагеря немедленно передать ему советских пленных офицеров для допроса в немецких спецслужбах. Венгр отказался выполнить этот приказ, и тогда немец вынужден был покинуть лагерь, но пригрозил, что вернётся со спецотрядом и силой заберёт пленников.
Действительно, через пару дней немецкий генерал вернулся. С ним прибыл автофургон с открытым верхом. Внутри кузова сидели автоматчики. Фургон остановился у проходных ворот.
Так как венгр опять отказался выдать советских офицеров, генерал приказал взять под стражу охрану лагеря. Забрав 3-х офицеров — полковника, подполковника и лейтенанта, визитёры посадили их в кузов машины и уехали.
Отъехав от лагеря километров на 30, генерал подошёл к автофургону и попросил офицеров спуститься вниз. После этого представился: «Я советский разведчик, мой номер — 6, моя задача — переправить к своим советских офицеров. Место перехода линии фронта безопасное».
Далее разведчик спросил:
«Вы, полковник, готовы перейти к своим?»
Крамской ответил:
«Товарищ номер 6, я просил бы Вас вернуть меня в лагерь, так как война идёт к концу, при возвращении обязательны некоторые проверки, и я всё равно уже не успею принести какую-либо пользу нашим войскам. В лагере у меня ребёнок, поэтому прошу вернуть меня назад».
Разведчик ответил:
«Вы — полковник, я — только майор. Решаете Вы»
«А Вы, подполковник, готовы вернуться к своим?»
Апольский ответил: «Я готов идти».
Разведчик: «Что скажете Вы, лейтенант?»
Попов: «Я просил бы оставить меня с полковником»
«Немецкий генерал» на своей машине отвёз офицеров в лагерь, своих автоматчиков отправил в фургон, а начальнику лагеря сказал: «Подполковник согласился сотрудничать с нами, я его забираю с собой».
Сразу после войны мы узнали, что наш бывший командир бригады Крамской и его адъютант Попов не понесли никакого наказания. Крамской сразу ушёл в отставку. Попов демобилизовался.
В 46-ом году я случайно встретился с подполковником Апольским на вокзале в Брянске. Слышу, на перроне в толпе кто-то меня зовёт: «Иванов!» Я остановился. Поздоровались, как родные. Апольский сообщил, что его назначили начальником штаба артиллерийской бригады и что он вместе с семьёй едет на службу в Болгарию.
Окружённые сдались в плен
После моего назначения командиром миномётного дивизиона мы вместе с пехотой держали в окружении более,чем 300-тысячную группировку немцев в южном секторе Буды — правобережной части Будапешта. Немцы несколько раз пытались вырваться из окружения, но безуспешно.
А потери при этом они несли огромные. Миномётный огонь в городских условиях малоэффективен — мины не пробивали стен и потолков. Поэтому через 2 недели нас перебросили на внешний фронт, на открытую местность, откуда противник тоже пытался прорвать кольцо. У окружённых было очень плохо с продуктами. Они съели всех собак, кошек, а затем мышей и крыс.
Во время немецких атак наш дивизион уничтожил около тысячи врагов. Миномёты 120 мм — грозное оружие. Одна мина весом в 16 кг падает под большим углом 60–75 градусов, поэтому создаёт круговую зону сплошного поражения диаметром 100 метров. Если нет укрытия, то в каждого попадёт хотя бы один осколок.
В дивизионе 3 батареи по 6 миномётов. Поэтому мы накрывали смертоносным огнём каждую вылазку врага на территории в несколько гектаров.
К концу февраля окружённые сдались в плен. Их было 95 тысяч. Значит, 200 тысяч погибли от голода.
Нас перебросили на юго-запад в район озера Балатон. Прежде чем перейти к следующему и последнему боевому подвигу 2-х батарей под моим руководством, мне хочется отметить порядочность наших бойцов, их брезгливость по отношению к людям, предавшим Родину, жадным, лишённым чести и совести.
Мы — это дивизия, 6 бригад и 95 тысяч немцев под спецконвоем — покидали окрестности Будапешта. Двигались по центральному шоссе Европы Берлин — Стамбул. Пленные останавливались на отдых за кюветом, мехтяга застревала в пробках на дороге.
Во время одной из таких остановок мои подчинённые, а с ними и я, заинтересовались толпой людей на другой стороне дороги. Мы подошли к ним. В толпе ругались отборной бранью, плевались и, взглянув на «чудо», огорчённые, расходились. Пленники, уставшие и изнурённые за время окружения голодом, лежали, не шевелясь, огромной массой, насколько видел глаз.
Какое же «чудо» я там узрел и почему решил об этом поведать в своём и без того длинном рассказе? На склоне кювета лежал труп крупного мужчины-калмыка, в одних трусах. Рядом валялись немецкие мундир и брюки. На погонах были знаки отличия фельдфебеля (примерно старшины), на груди несколько медалей. Обычный изменник, предатель, который изо всех старался выслужиться перед нашими врагами.
Но «чудо» было не в этом. На обеих руках от кистей до плеч и обеих ногах от щиколоток до колен сплошь были надеты часы. Их было не менее полусотни. Полюбоваться этим «чудом» приходили десятки наших людей, но никто даже не притронулся к этим часам. Расходились, содрогаясь от брезгливости.»
(продолжение следует)
Алла Булгакова , Валентина Тимофеева