"Вечный огонь"

Сайт добровольческого объединения «Патриот»
Вспоминая войну

Фронтовая судьба отца сложилась очень драматично

О своём воевавшем отце рассказал студентке Политехнического института офицер запаса Владимир Самойленко:

Наша семья

Владимир Самойленко
Владимир Самойленко

«Мой дедушка, Данила Алексеевич Самойленко, потомственный купец. Имение его отца, моего прадеда, было недалеко от города Камышина Кременчугского уезда Полтавской области Украины. Этого села больше нет. В 1956 году на этом месте создано Кременчугское водохранилище.

Так что на родине своего дедушки, в селе, где родился мой отец, я никогда не был, хотя рядом с Кременчугом, в селе Песчаном, бывать приходилось. Песчаное тоже относилось к вотчине моего деда.

Мой отец, Алексей Данилович Самойленко, родился 30 марта 1915 года. Ему было чуть больше 2-х лет, когда свершилась Великая Октябрьская революция. Он помнил, что ещё и после этого события в один из больших домов моего деда приезжали гости. Во дворе стояли кареты, небольшие автомобили. К сожалению, отец об этом рассказывал мало, да я его почти и не расспрашивал. Нам почему-то всегда кажется, что родители вечные, и мы ещё обо всём успеем поговорить. К сожалению, часто опаздываем.

Нужно было больше расспросить про дедушку Данилу и его жену, мою бабушку Марию, которых я никогда не видел. Теперь я это хорошо понимаю, но уже ничего не исправить. Очень сожалею, что не расспросил.

Мой дедушка в 37-м году был репрессирован и выслан из города Кременчуга. Отец, наверное, знал куда, но мне не рассказывал. Дедушка из ссылки не вернулся. Бабушка Мария уехала вместе с ним и тоже не вернулась. Их следы потерялись.

Может, папа знал, как в дальнейшем сложилась судьба его родителей, но мы, дети, не интересовались, а он, видимо, не считал нужным об этом говорить, хотя дети дедушки Данилы и бабушки Марии от репрессий не пострадали.

В 1939 году мой отец окончил Кременчугский библиотечный техникум. Какое-то время поработал в селе Песчаном библиотекарем, а в конце 40-го года его направили в Харьковское военное училище. Окончил его 16 июня 1941 года. Получил недельный отпуск и после отпуска в ночь на субботу прибыл на службу в город Купянск Харьковской области.

Первые дни на фронте. Плен и концлагерь

Алексей Данилович Самойленко
Алексей Данилович Самойленко

В это время началась война. С первых дней отец оказался на фронте. В звании младшего лейтенанта командовал стрелковым взводом. Много позже, в 1965 году, это училище окончил я. Но к тому времени оно уже называлось Харьковским военно-авиационным училищем связи. И до 1988 года я служил на должностях офицеров военно-транспортной авиации Военно-воздушных сил Советского Союза.

Фронтовая судьба моего отца сложилась очень драматично. На подступах к Харькову шли большие, тяжёлые бои. Западнее Харькова, на территории Полтавской области есть небольшой городок Оржица. Именно там, под Оржицей, отец во время боевых действий был контужен и ранен в ногу. Долго был без сознания. Когда пришёл в себя, то обнаружил, что на нём вместо командирской формы – гимнастёрка рядового красноармейца. Наверное, сослуживцы постарались. Документов не было.

Так отец оказался в плену, в передвижном концлагере. Вскоре пленных стали перегонять маршами в стационарные концлагеря. Папа попал в колонну, которая двигалась от Оржицы через село Весёлый Подол — в прошлом главную усадьбу крупного помещика М.В. Родзянко, председателя Государственной Думы 3-го и 4-го созывов Российской империи. Семья Родзянко была богатейшей на юге России. Ей принадлежали многие сёла, где разводили и откуда поставляли в военное ведомство лошадей. Там же сажали сахарную свёклу и перерабатывали её на сахарных заводах для всей России.

В течение последних 3-х лет мы не ездим на Украину. Там в Кременчуге, где учился отец, у меня двое внучат, сын, невестка. Обстановка сложилась такая, что мы боимся их подвести. Неизвестно, какая будет реакция местных властей на приезд гостей из России. Да и за себя немножко опасаемся, не хочется неприятностей.

Возвращаюсь к рассказу о войне. Колонну военнопленных в сопровождении конных эсэсовцев гнали немецкие солдаты с автоматами. Если кто-то выбивался из сил, его тут же без предупреждения расстреливали. В селе Веремеевка Днепропетровской области, которое раньше тоже принадлежало семье Родзянко, пленных построили, стали вызывать из строя коммунистов, комсомольцев, комиссаров, командиров.

У отца поначалу было сомнение: выходить — не выходить, но красноармейцы сказали:

«Командир, не выходи, мы тебя не выдадим».

И он решил, что его жизнь ещё пригодится, чтобы изгнать фашистов с нашей земли.

В селе Весёлый Подол остановились на обед. Правда, то, чем кормили пленных, обедом назвать трудно. Плавали в воде 2-3 чечевичных зерна, ложка постного масла да гнилая картофелина.

Село Весёлый Подол расположено у небольшого искусственного озера Кривая Руда. На одной стороне озера — село, на другой — опытная селекционная станция республиканского значения, где до войны выводили новые сорта свёклы, ржи, овса. Там остановили передвижной концлагерь.

Неожиданное спасение

По окрестным деревням прошёл слух, что за сало, масло, молоко, куриные яйца немцы отдают военнопленных близким родственникам.

И вот 8 женщин, — среди них Дуняша Мороз, ставшая позже моей мамой, — нагрузились всякой снедью и побежали выручать, выкупать наших солдат. Мои будущие родители увидели друг друга, встретились глазами, и это решило их общую судьбу. Мама сказала:

«Это мой муж».

Отдала всё, что потребовали, забрала красноармейца Самойленко и повела к себе домой. Мой будущий прадедушка по маминой линии, Мороз Иван Михайлович, заведовал когда-то у помещика Родзянко всеми пасеками. Вместе с женой они стали лечить моего папу, который был очень слаб от истощения, к тому же заболел дизентерией и до Нового года был между жизнью и смертью. Только в январе 1942 года пришёл в себя, в буквальном смысле слова встал на ноги. И… сразу же оказался на территории, занятой врагом.

Немцы не могли обойтись без местного населения. Они создавали видимость полноценной власти, которая живёт в ладу с местным населением, чтобы в тылу армии было спокойно. Они создавали какие-то сельские хозяйства, сохранили частично селекционную станцию. Там были поля, которые засевались и как-то обрабатывались.

Через некоторое время мои родители поженились. Отец стал работать в библиотеке селекционной станции. Однажды пытался бежать, но партизан близко не было, податься некуда. Его нашли и сильно наказали. Посадили в холодную местную тюрьму, которую фашисты устроили в одном из домов. Потом выпустили:

«Ещё раз побежишь – расстреляем».

В штрафной роте. Дальнейший фронтовой путь

24 августа 1943 года Весёлый Подол, а 6 октября 43-го года — Кременчуг были освобождены Красной Армией. Кроме Дуняши Мороз, ещё 7 девушек выбрали себе мужей из военнопленных. Один из них точно был чеченец. Позже со мной в параллельном классе училась Валя Варзиева. У девочки кавказская фамилия.

Нас было 8 человек — детишек тех самых солдат и офицеров, которых выбрали в мужья и просто спасли молодые девушки. Маме в те годы было неполных 20 лет. Так вот, забегая вперёд, хочу сказать: после войны никто не вернулся в свои семьи, кроме моего отца. Почему не вернулись? Может, погибли. Может, у кого-то из них уже были семьи, были дети. Миша Коробин, Витя Пекинский, Валя Варзиева, Коля Коршук, Миша Коробок и другие – все, кого я назвал, остались без отцов. Вернулся только мой папа.

Когда наша территория была освобождена, отца арестовали. Направили к следователю СМЕРШ. Это наша контрразведка, созданная для борьбы с фашистской разведкой, с предателями и изменниками Родины. Называлась таким страшным словом СМЕРШ. Немцы до самого их разгрома, не могли понять, что же это за организация. СМЕРШ – значит «смерть шпионам».

Очень хорошо написано о СМЕРШ в книге Владимира Богомолова «Момент истины». Очень интересная книга, хорошо и легко читается. Следователь, майор СМЕРШ, говорит одному из героев:

«Ты же офицер, ты должен был застрелиться».

Многие так и делали. Вот генерал М.П. Кирпонос, командующий Юго-Западным фронтом, тяжело раненный в боях за Киев, чтобы избежать плена, насколько я помню, застрелился. Папе было нечем застрелиться, к тому же он был без сознания. У него не было возможности это сделать.

«А если бы пуля была?»

Отец сказал:

«Я бы эту пулю приберёг для Гитлера».

Отца отправили в штрафную роту, разжаловали в рядовые, и он после штрафной роты позже был восстановлен в звании младшего лейтенанта. Он воевал на фронте, войну окончил в Кёнигсберге, в Восточной Пруссии.

С 6 по 10 апреля 1945 года наши войска штурмовали Кёнингсберг. Отец командовал ротой стрелков-автоматчиков. Я много позже служил в Прибалтике, в Эстонии. Мог бы раз 10 съездить в Кёнигсберг. Но у меня даже мысли такой не возникло. Всё нужно делать вовремя, чтобы не сожалеть об утраченной возможности всю оставшуюся жизнь.

Штурм Кёнигсберга состоялся с 6-го по 9-е апреля, 10-го замок уже пал. Есть хорошая книга Героя Советского Союза писателя Владимира Карпова о наших фронтовых разведчиках, называется «Взять живым». Он описывает взятие Кёнинсберга. Вот мой папа, командир роты стрелков-автоматчиков, штурмовал Кёнигсберг. Ординарец ему говорит:

«Командир, надень каску, когда идёшь в атаку».

Офицеров не хватало. Карпов рассказывал, что после окончания училища он пришёл защищать Москву. Там в одном бою погибли 23 лейтенанта, командиры взводов. Карпов один из всего выпуска остался в живых.

Так что «Командир, надень каску!» — это было важно вовремя произнести и вовремя услышать. Отец надел каску, поднял роту в атаку. И тут пуля попала ему в каску. Повертелась на крыльях каски, на её полусфере и попала в тело отца. Отцу раздробило шейные позвонки. 9 месяцев он лечился в госпитале и остался жив.

Взятие Кёнисберга было одним из тяжелейших сражений Великой Отечественной войны. Я не съездил в Кёнигсберг и ни разу не побывал в Калининграде. Сейчас у меня появилось большое желание туда поехать, найти 4-й форт, который штурмовал мой отец.

А форт — это небольшой город. Его мог освобождать 2-й батальон, в котором служил отец. Там было всё: подземные склады, в том числе запасы боеприпасов, столовые, железные дороги под землёй. Когда немцы сдавали Кёнигсберг, они всё это затопили. И до сих пор всё затоплено. Бьются наши специалисты, чтобы как-то эту воду выкачать. Немцы где-то задвижку открыли, затопили, никто из наших специалистов не может найти, где она. Так что все эти подземные казематы затоплены.

Здесь в Новгороде живёт Роза Мартыновна Баева. Она была санитаркой при штурме Кёнигсберга. Мы с ней общаемся на встречах ветеранов. Я всегда подхожу, обнимаю, целую. Возможно, она вынесла моего отца с поля боя. Или мама Симоновой Людмилы Николаевны, её фамилия Ермоленко. Она там же была медсестрой. Может, она вынесла моего отца.

Отец ушёл из жизни 6 августа 1990 года. После окончания Великой Отечественной войны он прожил 45 лет. А если бы не надел каску…

Ещё немного об истории нашей семьи

Весной 42-го года папа и мама поженились, а в январе 43-го года родился я. После войны папа вернулся в семью. Некоторое время работал председателем сельского совета в нескольких сёлах Семёновского района. Все эти сёла – бывшие поместья семьи Родзянко.

Маму о войне я совсем не расспрашивал. Как же я об этом жалею! Как-то писал я статью о семье Родзянко. Моя бабушка много о них знала, потому что прабабушка была горничной у детей Родзянко. Семья Мороз никогда не бедствовала, была у помещиков на привилегированном положении. Прабабушка моя, Анна Афанасьевна, в девичестве Линник, многое знала.

Её отец Афанасий Петрович Линник, был старостой села Заречное у Родзянко. Бабушка была Линник, стала Мороз. Мой прадед по линии Линник тоже был репрессирован. Сослан на Урал. Находился где-то в Свердловской области, и после этого, видимо, остался там жить. У него пошли потомки. Они приезжали к нам из Свердловской области, так что мы встречались с его внуками. Это было где-то в 67-м году.

Прабабушку Линник звали Евдокия. Мою маму в честь её бабушки, Евдокии Линник, тоже назвали Евдокией. Только Евдокия Мороз — дочь Михаила Ивановича Мороза. Рядом в Подоле жил родной брат моего дедушки Михаила. Я его внучатый племянник.

Его внуки, должно быть, ещё живы. В детстве мы дружили. Село было большое и очень богатое.

Владимир Самойленко
Владимир Самойленко

Я сейчас скажу кое-что, с чем не все согласятся. Меня, возможно, не поймут некоторые современники, в том числе «дети войны», но немцы в Весёлом Подоле не свирепствовали. Не было там расстрелов просто так, без повода. Насколько я знаю, немцы не жгли домов. Мама говорила, что такого не было. Но всё же из тёплых домов выселяли, и людям часто приходилось жить в сараях. Мои близкие: мама, отец, бабушка жили в сенях. Там были кладовки, полки.

Помню, когда я был ещё маленьким, входишь в сени – по одну сторону квартиры, и по другую сторону — квартиры. Так вот, мама сказала, что когда я родился, они жили в сенях. И какая там была медицина! Была бабушка повитуха. Мама лежала на полу. На улице зима, холодина, а немцы через меня и маму перешагивали своими коваными сапогами. Мне, малютке, было всего неделя – две. Может, вообще только родился. Я был совсем маленький. Стоило наступить ногой, и всё бы закончилось. Но нас не трогали. Об этом рассказывала мама.

Тургенев, Гоголь рассказывали в своих книгах, что у помещиков были сады. Господа в этих садах любили гулять. В Подоле был большущий сад. Там были две горки: одна маленькая, другая большая. Поднимались хозяева на горку, а наверху — беседка. Там они сидели, гуляли, пили чай. Подносили им, подавали кушанья казачки да дворовые девки, сенные девки. Так их называли. Мы с этих горок на лыжах катались.

Мне мама рассказывала, а ей моя бабушка, что детишки бегали в полотняных портках. Штаны, рубахи были длинные. Так вот детишки, чтобы заработать какую-то копейку, в подолах носили землю и насыпали эти горки.

Озеро Кривая Руда длиной 6 километров, шириной полтора километра. Большое озеро, очень красивое. Вот оно здесь, около главной усадьбы. А дом здоровенный, кладка кирпичная, много стекла. Там были библиотека и две купальни: женская и мужская. Здесь купались женщины, а там — мужчины. И мы купались. Была у нас купальня для мальчиков, а с правой стороны — для девочек. Нам было по 14-15 лет. Мы бегали к девочкам, они — к нам.

Семенцова Настя
Семенцова Настя

Там были сделаны мостки, и мы оттуда прыгали в воду. А сейчас  озеро будто умирает, потому что построили коттеджи, и все отходы выводят в озеро. Мы там были не так давно, озеро стало цвести. Там даже гады всякие завелись. И теперь, боюсь, уже ничего не сделать. Озеро умрёт, если процесс немедленно не остановят».

Фото Анастасии Семенцовой.

Анастасия Семенцова, Алла Булгакова — руководитель добровольческого объединения «Патриот»

2 Comment

  1. Владимир Алексеевич, если Вам не трудно , прошу отзовитесь! Очень прекрасная публикация, мои дети и я незнали столько о наших с Вами родных и близких с которыми жили и любили, надеюсь взаимно!

  2. Класно читать о своих родственниках, узнавать их историю… Жаль, мы так далеко друг от друга. Семенюк Роман Александрович. Кременчуг.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *