Из воспоминаний Николая Ивановича Филиппова:

Самострелы

С первых дней пребывания в партизанском батальоне я заметил, что уполномоченный Особого отдела Василий Дмитриевич Загребалов проявляет ко мне какой-то повышенный интерес: просит то дать характеристику на партизана или младшего командира, то оценить действия того или иного начальника. Я этим очень гордился и всегда выполнял его просьбы.

Как-то раз, едва я расставил посты и засады вокруг деревни, в которую только что прибыл батальон, на одном из постов раздались выстрелы и взрывы гранат. Комбат послал меня с 4-мя партизанами выяснить, что там произошло. На подходе к месту стрельбы мы встретили 2-х партизан, недавно поставленных на пост.

Оба были ранены: один — в ногу в мякоть икры, передвигался с палкой, второй — в мякоть левой руки. Они рассказали, что на них напали полицаи и немцы, человек 10. Партизаны вступили в бой, а после ранения — отступили.

Оставив в засаде на дороге 4-х партизан, я с ранеными вернулся в деревню и доложил о случившемся. Комбат приказал усилить оставленную засаду ручным пулемётом и добавил ещё 5-х бойцов. Были приняты и другие охранные меры.

Когда все эти мероприятия были закончены, меня вызвал особист Загребалов. Под большим секретом дал мне задание: сходить на то место, где на посту были ранены партизаны и где они якобы вели бой, затем тщательно обследовать всю территорию, собрать гильзы, тряпки и вообще всё, что я там найду.

Загребалов подозревал, что эти партизаны — «самострелы», что никакого нападения на них не было, и всё это они придумали.

С 2-мя партизанами мы пришли на место предполагаемого боя. Собрали около полусотни гильз от наших винтовок, осколки от наших гранат (РГД), бумагу от перевязочных пакетов. Но ни автоматных, ни винтовочных немецких гильз и вообще никаких следов предполагаемого противника обнаружено не было. Более того, недалеко от места, где делались перевязки, один из партизан, пришедший со мной, нашёл краюху чёрствого хлеба с двумя пулевыми отверстиями, вокруг которых было много следов сгоревшего пороха. Всё это я доставил Загребалову и комбату.

Через некоторое время стало известно, что 2 партизана по взаимной договорённости решили ранить себя, чтобы уклониться от службы в партизанах и попасть в советский тыл. Стреляли они друг в друга через краюху хлеба, чтобы не было пороховых следов на одежде и теле.

Военный трибунал Партизанского края осудил их по заслугам.

Партконференция

Как-то в середине июня в распоряжение нашего батальона прискакал верхом в сопровождении разведчиков комиссар 2-й бригады С. А. Орлов. Они уединились с комбатом и о чём-то долго беседовали. Потом адъютант комбата молодой парень Петька разыскал меня и передал, чтобы я срочно явился к Карицкому. Я прибыл, доложился, как положено. Комбат представил  меня Орлову, который, поздоровавшись, поинтересовался моими биографическими данными, как воюю, как справляюсь со своими обязанностями. Я ответил на все вопросы.

Комиссар сказал:

«По предложению Константина Дионисьевича я как комиссар 2-й бригады поручаю вам, опытному члену партии, организовать охрану партийной конференции».

«Хорошо. Я готов выполнить это поручение, только вот…» И я хотел было сказать, что меня только 4 июня парторганизация батальона приняла из кандидатов в члены партии, и я не считаю себя опытным членом партии.

Но комбат перебил меня и не дал договорить:

«Ничего, Сергей Алексеевич, он справится с поручением. Подберём ему коммунистов и комсомольцев, проинструктируем их, да я сам возьму это дело под контроль».

«Ну, тогда будем считать, что этот вопрос решён, и я надеюсь, что безопасность партконференции будет обеспечена. В охранении надо использовать одних коммунистов. Если их мало в батальоне, возьмите в соседних отрядах, сославшись на меня».

На вопрос, где и когда будет партконференция, Орлов сказал, что сообщит дополнительно.

После отъезда комиссара Карицкий сделал мне серьёзное внушение, чтобы я поменьше болтал с начальством и не высказывал своих предположений, а слушал, что мне говорят, да отвечал «Есть» и «Будет исполнено». Далее он рассказал, что комиссар бригады приказал назначить начальником охраны члена партии со стажем не менее 3-х лет и человек 40 коммунистов. А где мы столько возьмём в батальоне? И добавил: «А ты меня чуть не подвёл, хотел сказать, что тебя только что приняли в члены партии».

В течение суток я подобрал группу в 35 человек из числа коммунистов и комсомольцев.

Середина июня. В лесу тихо. Лишь листья осины мелодично перезваниваются и шепчутся о чём-то друг с другом. Да с разных сторон то ближе, то дальше слышны глухие разрывы мин, треск автоматных и пулемётных очередей — началась очередная карательная экспедиция против Партизанского края.

Через каждые полчаса я ходил проверять засады и посты. То и дело меня окликали часовые, требуя назвать пароль.

«Москва», — называл я.

«Победа», — отвечали мне.

О результатах проверки докладывал Карицкому и 10–15 минут слушал выступающих на партконференции. Видел, как бегал и суетился фотокорреспондент, делая снимки то с одной, то с другой стороны поляны, где размещались президиум и делегаты конференции.

Потом снова в обход, и снова доклад Карицкому. Так продолжалось до конца конференции. И когда она закончилась, разошлись и разъехались делегаты, мне дали команду снять охранение, что я и сделал. Комиссар 2-й бригады Орлов пожал мне руку и поблагодарил за службу.

На этой партконференции было утверждено и решение нашей парторганизации о приёме меня в члены партии.

 Выстрелов не было слышно

Перед уходом в тыл противника нас, партизан, тщательно готовили к особым условиям войны. Мы изучали вооружение гитлеровской армии и её союзников: винтовки, автоматы, пулемёты, пистолеты, гранаты. Учились ставить мины, подрывать рельсы, взрывать мосты и т. д. Изучали и своё, отечественное, оружие, особенно автомат ППД (пистолет-пулемёт Дегтярёва), винтовки СВТ (самозарядная винтовка Токарева), АВС (автоматическая винтовка Симонова) и др.

Как-то раз меня вызвал командир 96-го истребительного батальона капитан Пётр Иванович Зажигин и спросил:

«Ты хорошо стреляешь из винтовки?»

«Из «мелкашки» выбиваю 45–50 очков из 50, а из боевой винтовки — 25–28 из 30».

«Это хорошо. Я тебе сейчас поручу важное секретное дело, но об этом никто не должен знать».

Я обещал молчать. Комбат достал из стола какой-то прибор в виде длинной трубки, положил его на стол.

«Ты знаешь, что это?»

«Понятия не имею»

«Это прибор БШ-210 для бесшумной стрельбы. Нам в тылу противника он очень пригодится для снятия часовых и других тихих целей. Я тебе даю прибор и инструкцию. Ты их за ночь тщательно изучи, а завтра мы с тобой постреляем».

Прибор и инструкцию я изучил быстро. В трубку вставлялись две резиновые пробки, и она надевалась на ствол винтовки. И всё готово. Стрелять можно было специальными патронами. Дальность полёта пули и убойная сила были значительно меньше, чем у обычных патронов, но на 200–300 метров это не очень мешало.

На другой день на стрельбище мы с капитаном потренировались в стрельбе. Выстрелов не было слышно, лишь лёгкое шипенье выходящего из трубки газа. Мишени же пробивались точно и аккуратно.

В октябре 1941 года мы первый раз пошли в тыл противника с заданием взорвать мост на шоссейной дороге Лисино — Шапки (это под Ленинградом). Прибор БШ-210 был у меня, а 50 штук специальных патронов — у командира отряда младшего лейтенанта Сергея Шувалова. Когда он посылал меня в разведку, то выдавал 3–5 патронов и инструктировал, как я их могу использовать.

Как-то отряд стоял в глухом еловом лесу, а в 2–3 километрах остановилась какая-то вражеская часть, и там всё время гудели моторы. Командир отряда послал в разведку Бессонова (старшим), меня и Пашу (парня на 2 года старше меня), выдал мне 5 специальных патронов, которые я могу использовать по разрешению старшего группы.

Быстро лесом прошли километра полтора. Перед нами открылось неширокое поле, на дальней окраине которого стояли несколько палаток, танки, автомашины, мотоциклы. Слышался стук молотков, лязг металла, сверкала сварка. Поняли, что перед нами передвижная авторемонтная мастерская. У одной палатки стояло человек 7 гитлеровцев. Одному из них только что отремонтировали мотоцикл, и он собирался его испытать.

Старший группы разрешил мне использовать 3 спецпатрона. Стрелять с места, где мы лежали, было далековато, и я подполз мелким кустарником ещё метров на 40.

Пока я подползал, фриц на отремонтированном мотоцикле с рёвом пронёсся по поляне, подъехал к группе, слез и стал пожимать руку мастеру. В этот момент я выстрелил. Немец ткнулся носом в грудь мастеру и упал ничком. Второй выстрел свалил мастера. Фашисты забегали, закричали, не понимая, в чём дело. Из палатки выскочил какой-то командир, которому что-то докладывали. Третий выстрел свалил и командира.

Мы уже были далеко от этого места, когда фашисты стали обстреливать кромку леса из пушек, пулемётов и миномётов. Потом прибором БШ-210 пользовались многие разведчики, и он нам очень помогал.

(продолжение следует)

 

Алла Булгакова, Валентина Тимофеева